Часть первая
Жизнь на чужбине и возвращение на родную землю
Наконец-то в Кульдже (город в западной части Китая, на Синцзянь-Уйгурском автономном районе) наступила душная, летняя ночь. В город откуда-то стала поступать легкая прохлада, после дневной изнурительной жары. Я сидела внутри сарая, в конце построек, где дальше был только тандыр ((тандыр представляет собой керамическую полусферу объёмом от 0,25 до 1 куб. м. с круглым проёмом в стенке или верхе (диаметром ок. от 0,5 и до 0,7 м.). Ставится традиционно во дворе на глиняную платформу горлом вверх (осью вертикально) или осью горизонтально (горло тандыра при этом смотрит на горизонт). Вертикальные обычно используются для выпечки самсы, хлеба и даже шашлыка, а горизонтальные только для выпечки хлеба тандыр-нан. Стенки снаружи обмазываются толстым слоем сырой глины. Это делается для повышения теплоемкости печи. При использовании, тандыр сильно прогревают углем, дровами или хворостом.) и держала в руках большой кухонный нож, нервничала и плакала. На мне широкое, длинное, летнее платье из хлопчатобумажного материала, на голове небольшой платок. На ногах были резиновые галоши. Наступила ночная тишина, перестали кричать дети и прохожие, не стало слышно топота коней и ишаков, перестали тарахтеть колеса бричек и арбы. Только слышно как квакают лягушки, в соседнем небольшом водоеме.
А я смотрела в сторону большого дома, особенно в окно комнаты, где спала Маликахан, жена хозяина уйгура Савитахуна, богатого, знатного торговца в Кульдже.
Дом его был построен по-уйгурски вкруговую, то есть когда заканчивался дом, дальше продолжался глиняный высокий забор вокруг всего четырехугольного пространства. Между большим домом и маленьким домиком была небольшая калитка со стороны улицы. Еще один выход на улицу был с другой стороны, для скота. У Савитахуна было многолошадей, коров, быков, баранов. Пастухом у него был кыргыз, его звали Жуматай. Ему было где-то за 40 лет. Бедняга, остался один без жены и детей после переселения сюда в 1916 году, как и я. Он присматривал за лошадьями и другим скотом. Когда меня привели сюда, он уже был здесь. Был молчаливым, худым и высоким, ни с кем не общался, спокойно делал свое дело, практически и жил можно сказать, со скотом. Мне казалось, что он болел чем-то, был бледным и всегда выглядел каким-то измученным. Может он не наедался. Иногда только нам удавалось чуточку поговорить, он жалел меня, а я его. Мы жалели друг друга и вспоминали родные края. Жуматай был родом из Курмонту, из деревни Прииссыккуля.
Маликахан сегодня силой забрала у меня бабушкин амулет. Маликахан было лет тридцать, она была упитанной и полноватой женщиной, невысокого роста, со светлым лицом и маленькими узкими глазками. Всегда вовремя читала намаз, была набожной. Но это не мешало ей жестоко обращаться с подчиненными. Она могла ударить всем, что ей попадет под руку, обругать грязными словами. Была властной, злой и противной женщиной. Когда к ней приходили гости, особенно знатные гости, она менялась на глазах. Становилась доброй и улыбчивой, я любила такие дни.
Под ее управлением, были кроме меня еще пастух, охранник. Охранником был уйгур, молодой мужчина, лет двадцати. Был женатым и приходился родственником Савитахуну. Сегодня как раз его не было дома, пошел проведать семью и должен был придти завтра. А хозяин Савитахун уехал на неделю по своим торговым делам в Кашгар (город в Китае, южнее Кульджи).
Голос, похожий на бабушкин, зазвучал у меня в ушах:
- Тебе не надо убивать Маликахан, ничего не бойся.
Я готовилась к своему поступку со вчерашнего дня. С того самого момента, как Маликахан отобрала мой амулет. Тогда, я как всегда, убирала дом и подметала в комнатах ковры, Маликахан сидела и что-то вышивала. Она хорошо вышивала, то на подушках, то на шторах. Я нагнулась рядом с ней, как назло мой амулет выпал из выреза платья наружу и Маликахан это увидела.
- Постой-ка, что это у тебя? Амулет? - спросила с любопытством она.
- Это у меня тумар ((Тумар представлял собой специальный серебряный, реже — золотой футлярчик, в который вкладывался собственно талисман (амулет), оберегающий от сглаза и болезней, бесплодия и нечистой силы. Такое украшение сопровождало человека практически с первых дней появления на свет — новорождённого малыша обязательно защищал треугольный амулет. Тумар стал непременной частью общего, в том числе свадебного, комплекса ювелирных украшений, его ношение обеспечивало защиту и благополучие его владельцу) от сглаза, - обманула я.
- Что-то не похоже на тумар. А ну дай-ка сюда я посмотрю!- сказала она.
- Я не могу дать, это подарок бабушки, - ответила я и хотела выйти из комнаты.
Маликахан отбросила свои иголки и нитки. Встала и, остановив меня, уже злобно сказала:
- Ну-ка, что я тебе говорю?! Глухая что ли? Дай сюда, тебе говорят! Это же амулет! Никакой это не тумар, лгунья! Смотри, еще обманывает меня! - начала кричать Маликахан.
Я еще раз попросила ее не трогать мой амулет.
- Этот амулет завещала мне бабушка. Я дала ей клятву, что никому амулет никогда не дам, - сказала я.
Маликахана мои слова еще больше обозлили, она не слушала меня. Я знаю, если она что-то наметила, то обязательно добьется.
- Кто силой отберет этот амулет, того будет преследовать проклятие хозяина амулета, - предупредила я.
- Пугаешь еще меня какими-то хозяинами и проклятиями, - сказала она и начала отбирать амулет.
Она силой отобрала у меня амулет, дернув так, что мне стало очень больно. Несмотря на отчаянное сопротивление, она отобрала амулет. Все-таки она была сильнее, мне тогда было всего десять лет. Я заплакала, сильно цепляясь за ее платье.
Маликахан начала отдергивать меня и кричать:
- Не плачь здесь, жетим (сирота)! Не показывай мне слезы и убирайся отсюда! Если будешь плакать, выгоню отсюда или завтра же продам тебя на базаре, как проститутку.
Она ударила меня и силой вытолкала за дверь.
Я, не переставая плакать, пошла в свой сарай, лежала и ничего не делала.
Маликахан не заставила себя долго ждать, пришла скоро и начала ругать:
- Слушай, жетим, что ты как у отца дома лежишь?! Почему не работаешь? Ты, я поняла, все равно не расскажешь мне про свой амулет. Да ладно мне и не интересно. Там, наверное, много золота. Завтра же покажу зергеру (ювелир). А ты, жалап (проститутка), если еще раз ослушаешься, то завтра же продам тебя. Вставай, разведи огонь в очаге! - напугала она меня.
Теперь было ясно, что забрать амулет одними уговорами никак не получится. Маликахан хотела, амулет если не продать, то хотя бы себе оставить, он явно ей понравился.
Я размышляла над тем, как забрать амулет. Думала, думала и решила – надо забрать амулет из комнаты Маликахан, пока она его не продала или не заказала зергеру что-нибудь сделать из амулета. Может какое-нибудь очередное себе кольцо или сережки закажет. Она всегда ходила обвешенная золотом, у нее везде было навешано золото, даже на ногах.
Вот теперь сижу и жду момента, когда Маликахан уснет, чтобы зайти в ее комнату и забрать амулет. Если она так не отдаст, скорей всего не отдаст, то я убью ее, после подсказки голоса бабушки я стала решительной.
Как я уже сказала, Маликахан была крупной женщиной и я начала думать, если что, смогу ли я ножом убить ее? Думала, еще взять с собой топор. Первым делом хотела ударить спящую топором по голове, потом ножиком добить, ударом в сердце. Сначала подумала, рассказать все Жуматаю и попросить его помощи, но потом передумала. Во-первых, он мог не согласиться, во-вторых, вдруг он все расскажет Маликахан, чтобы найти себе выгоду. Я пока его плохо знала и не верила до конца ему.
Лежала и отрабатывала свои действия, потом еще встала и несколько раз репетировала свою атаку на Маликахан.
Голос похожий на голос бабушки опять зазвучал у меня в ушах:
- Тебе не надо убивать Маликахан, зайди в ее комнату и забери амулет, ничего не бойся.
После полуночи погас огонь в комнате Маликахан. Я еще подождала, чтобы Маликахан крепче уснула. Если закрыть окна ее комнаты, в такой поздний час ее крики вряд ли кто услышит. Окна все выходили во двор. Со стороны улицы вообще не было окон. Надо постараться только незаметно забрать амулет.
Обычно летом на ночь не закрывали двери из-за жары, поэтому комната Маликахан была открыта. Двери были закрыты ширмой из хлопкового белого прозрачного материала. Это было с одной стороны как защита от комаров и разных летающих насекомых, с другой стороны создавался сквозняк в комнате. Я зашла осторожно на цыпочках, сначала прикрыла двери и закрыла окна. Маликахан в это время спала крепким сном, даже храпела и я начала искать амулет. Она всегда крепко спала, обычно она вставала позже всех, когда дома не было Савитахуна. Я думала, может Маликахан спрятала амулет или перед сном сняла с шеи и положила куда-то.
В маленьком кувшинчике, куда она обычно ложила свое золото и драгоценности, амулета не было. На полках тоже. Потом при свете луны расссмотрела, амулет был на ее шее! Незаметно, чтобы она не проснулась, забрать амулет было невозможно.
Как только я увидела амулет на шее Маликахан, меня охватила свирепая ярость и ненависть! Почувствовала еще больший прилив сил, но внутренний голос сказал дважды, «не убей ее» и, я в последний момент остановилась. Завязав веревкой ее ноги так, чтобы она не смогла встать, аккуратно поднесла нож поближе и начала двигать лезвием ножа так, чтобы перерезать нитки амулета. Маликахан могла проснуться в любую секунду или перевернуться на другой бок. На случай ее пробуждения я приготовила сюрприз, намазала лицо сажей, и лицо было черным. Эффект неожиданности сыграл свою роль, да и хорошо, что я намазалась. Когда я резко перерезала нитки амулета, то она открыла глаза. Увидев меня, закричала от ужаса во все горло, но амулет уже был в моих руках. Маликахан упала в обморок, увидев мое лицо.
Потом опять появился в ушах этот голос, когда я сама испугалась и встала как вкопанная:
- Быстро, убегай!
Я быстро выбежала на улицу. Было темно, только вдали слышен собачий лай. В одной руке сжимала амулет и думала, куда бежать.
Бабушкин голос сказал откуда то издалека:
- Спрячься, иди на кладбище.
Странно, я это слышу или мне так кажется?! Но я же все-таки слышу голос, похожий на тихий голос бабушки Мариям.
Я так и сделала, спряталась на кладбище. Сначала боялась, но вскоре немножко успокоилась. Решила, дождусь пока рано утром, откроются ворота города. Тогда ворота Кульджи закрывали на ночь, стражи никого не пускали и проверяли всех, кто заходил и выходил из города днем. Интересно, что предприимет Маликахан, когда придет в себя и заметит отсутствие амулета.
-Узнала ли она меня в черной маске? - подумала я.
Незаметно перебралась в сторону базара, оттуда рано утром отправлялись из города в разные направления караваны на арбах (двухколесная повозка), груженные разными товарами. Я спряталась в одной арбе, среди рулонов с материалами. В этой арбе и выехала за город. Когда караван остановился к полудню в какой-то деревне на привал, я незаметно убежала из каравана. Мне надо было уйти подальше от Кульджи и дороги.
Повернув в сторону гор, шла туда до вечера. Вечером остановилась на одном кладбище в одном из кумбезов (небольшой мавзолей с куполом) и провела голодную ночь. Только воду пила из арыков, больше у меня ничего не было. На следующий день тоже шла в сторону гор и никак не могла до них дойти. Вроде они кажутся недалеко, горы все время были на виду, но было очень трудно и долго до них дойти. По дороге нашла дикую малину, поела, немножко обманула желудок. Затем долго не было никаких признаков жизни, только высоко в небе летали птицы. По ночам было страшно. Ночевала в основном в заброшенных маленьких сараях, которых было много. Там было безопасно для меня. Держала одной рукой свой амулет и спала. Спала очень чутко и просыпалась от каждого шороха. Ночью, то мыши пугали, то еще какие-то ночные мелкие животные. Благо было тепло.
Я была на грани отчаяния от безысходности. Но не сдавалась, одной рукой сжимала свой амулет. С того момента, как я сорвала его с шеи Маликахан, так и хожу с амулетом в одной руке.
В это время опять я услышал издалека бабушкин голос:
- Не бойся, вставай и иди правее, выйдешь к людям сегодня.
Я так и сделала. Но я думала, у меня от одиночества и голода начались галлюцинации и мне мерещится голос бабушки. К моей радости, только на третий день к вечеру показались несколько юрт, в предгорьях. Я не знаю, сколько я километров прошагала от дороги. Тем более я шла почти без перерыва световое время дня, отдыхала только ночью.
Я боялась попадаться кому-нибудь на глаза и решила сначала разузнать все о жителях юрт. Потихоньку подкралась и услышала говор на кыргызском языке.
Оказалось, что здесь живут кыргызы. Я наблюдала за юртой, лежа в высоких травах, но меня выдали собаки хозяев. Почуяв, атаковали меня и громко лая, набросились. Я испугавшись, начала отбиваться от собак. Из дома выскочила женщина и прикрикнула на собак:
- Жолборс(Тигр), Кумайык(Единственный), остановитесь! Прочь, на место!
- Эй, дочка! Что ты там встала, давай иди сюда! - приглашая, она пошла навстречу ко мне.
- Здравствуйте, эже(сестра), я просто хотела спросить дорогу, - сказала я.
Она меня пригласила зайти в юрту.
В юрте, сидел мужчина и пил кумыс, рядом играла девочка чуть младше меня. Встретили меня дружелюбно. Мужчина кивком пригласил меня сесть, а девочка с интересом долго смотрела на меня. Я была очень измучена.
Первым делом напоили молоком и кумысом, потом дали мяса.
В те времена, у кыргызов не принято было с ходу задавать вопросы гостю, расспрашивать о цели приезда. Гостю старались обязательно предоставить ночлег, если отказывали в ночлеге или предоставляли неудобную для сна постель, то гость очень недовольный покидал эту семью и распространял слухи среди деревни и рода о плохом гостеприимстве в такой семье. Такое гостеприимство осуждалось общественным мнением. Кыргызы говорили: «Коноктуу уйдо кут бар» — «Гость — благодать дома».
Я тоже ничего не спрашивала, молча поела и неожиданно уснула, впервые за последнюю неделю хорошо покушала и поспала.
Когда проснулась, было уже утро. Меня на ночь укрыли одеялом и тулупом и, я долго и хорошо поспала в тепле. В этих местах уже было прохладнее, чем в Кульдже.
Долго спросонья не могла понять, где я нахожусь. Осмотрела все в юрте, увидела женщину, потом до меня дошло, где я.
Только утром за завтраком начали меня расспрашивать.
- Откуда, дочка, одна путь держишь? И куда собралась в такую даль? Дальше же только высокие горы и людей там нет - спросила меня хозяйка, Сырга.
Я посмотрела на нее и заплакала. И рассказала им, как я оказалась здесь. Про амулет не сказала ни слова, промолчала. Думала, не рассказывать про Маликахан, но потом все-таки решила сказать им, так как мне надо быть осторожней, чтобы не попасть в руки Савитахуну.
Я сказала, просто поругалась с хозяйкой уйгуркой, которая избила меня и чуть не убила в приступе ярости. Хозяева, знавшие о жизни кыргызов, работавших за хлеб насущный в невыносимых условиях у уйгуров и китайцев на чужой земле, пожалели меня.
- Айсара, ты можешь рассчитывать на нашу помощь. Мы тебя никому не отдадим и не выдадим, я всех здесь предупрежу об этом. Они все наши родственники, ты здесь ничего не бойся, живи с нами, как раз нашей дочке будешь сестрой, вместе будете играть, - сказал, улыбаясь Муса.
- Спасибо, огромное вам, за вашу доброту, заботу. Может, я пойду дальше, чтобы вам не создавать проблем, - сказала в ответ я.
- Ты не будешь нам создавать проблемы. Этим уйгурам мы тебя никогда не выдадим. Ни о чем не думай, даст Бог, скоро вернемся на родину, - сказал Муса.
Вот так я попала в дом Мусы, у него была жена Сырга и дочка Зулайка. Двое сыновей у него умерли во время «уркуна» (восстание кыргызов в 1916 году и переселение в Китай) от болезней. Они были родом тоже с Иссык-Куля, из деревни Санташ. Рядом было еще 5-6 юрт. Они, оказывается шли через перевал Кеген на Казахстан, затем оттуда в Китай.
Хозяин дома Муса был небольшого роста, худощавый с усами. Ему было лет сорок, с лысеющей головой, обветренным черным лицом. А жена Сырга была хрупкой худой женщиной. У нее было смуглое лицо и длинные, тостые косы. Она была такая подвижная, без дела не сидела, то она кумыс мешала, то айран делала, хлеб пекла и т.д.
Вот так я стала жить с кыргызами-переселенцами в Китае, в предгорьях Восточного Тянь-Шаня. Я все еще боялась, что меня поймают люди Савитахуна, старалась никуда не ходить и пугалась незнакомых людей. Часто вспоминала трудные дни, которые я пережила в его доме, как меня Маликахан унижала, оскорбляла. Какими только нехорошими словами она меня ни обзывала, сколько раз била то веником, то палкой.
Особенно по ночам вспоминала своих родных, свой дом и часто плакала.
Амулет свой снова надела, продев в крепкие нитки, специально попросив их у Сырги.
Днем я помогала Сырге и играла с Зулайкой.
Я в то время сильно ненавидела русских. Для меня русские, были такими ненавистными, плохими существами, то казались они мне монстрами, то шайтанами (с арабского-злой дух, демон). До того злая была них, что во сне даже их убивала, то копьем, то из ружья расстреливала.
Я представляла иногда во сне, как я вместе с кыргызами выгоняла их с родной деревни, как они убегали от нас.
Мы вслед им все кричали:
- Убирайтесь в свою Россию! Не мешайте нам жить на своей родной земле! Так, как мы хотим!
Также ненавидела и уйгуров с китайцами, но только тех, богатых, алчных, жирных. Я видела много и простых уйгуров, и китайцев, которые неплохо относились к нам. Они жалели нас, давали еду, позволяли ночевать в чайханах, на базарах, мечетях.
Тем временем, в Кульдже, на крик Маликахан пришли соседи. Сначала думали, что ранили Маликахан, а рабыню Айсару забрали неизвестные. Некоторые говорили, может убили рабыню, потом выбросили ее куда-то. Но когда Маликахан с трудом рассказала про амулет, поняли, что это действительно рабыня чуть не убила ее. Маликахан надолго слегла от страха и заболела, местные знаменитые знахари начали ее лечить. Ее беспокоили кошмары, не могла спать нормально, бредила: "Черная ведьма убьет меня!"- часто повторяла она.
Вызвали из Кашгара и Савитахуна. Савитахун по Кульдже рапространил все приметы Айсары, также сообщил всем своим друзьям богатым кыргызам, казахам, чтобы схватили ее, если встретят. Обещал Савитахун и большое вознаграждение за поимку Айсары. Поиски в Кульдже ничего не дали и Савитахун надеялся, что ее поймают где-то в пути в Кыргызстан и отправил своих гонцов по путям, ведущим в Кыргызстан. Но все было безрезультатно, рабыня как в воду канула.
Я прожила в семье Мусы два года, за это время кочевали несколько раз. Когда мы были в пути, я старалась никому не показываться. Если встречали чужих людей, я сразу пряталась. В первый год зимой на стойбище никуда не выходила. Как-то, какие-то уйгуры спрашивали все-таки у родственников Мусы, не видели ли они кыргызскую девушку и описывали вроде меня. Но моя новая семья меня прятала и их родственники тоже молчали, и не выдали меня. Ко мне относились дружелюбно и жалели меня. Вот так мне очень повезло, и я осталась в живых и в Китае.
Во дворе было лето 1919 года, когда родственники Мусы услышали от путников направляющихся в Кыргызстан, что на Иссык-Куле и вообще в Кыргызстане остановились все войны. В России произошла революция в 1917 году, что кровавый Царь Николай пал. Первый раз услышали имя Ленина, говорили, что он теперь новый царь России.
Однажды вечером Муса сказал нам после этого:
- Я слышал, что новый русский царь Ленин вроде не такой, как царь Николай. Ленин не обижает простых людей, вроде выступает против богачей и помещиков. Армия и солдаты России сейчас не убивают простой народ, вроде и Первая мировая война закончилась.
Они еще долго с женой Сыргой обсуждали эти и другие новости.
- Скоро, даст Бог, вернемся обратно на свою Родину. Что нам делать на чужбине,- заключил разговор Муса.
И вскоре после этого мы отправились обратно домой, в Кыргызстан. Тогда торговля с Китаем шла хорошо, много купеческих караванов ходили туда и обратно, через перевалы. И мы двинулись в путь на Родину после трехлетного заточения в Китае. Через несколько дней пути оказались на территории Кыргызстана. Высокогорные перевалы Чон-Ашуу, Энильчек были открыты.
А как мы мучились в октябре 1916 года?! Тогда здесь бушевала снежная пурга. А сейчас летом, в середине июля, очень легко перешли перевалы, только на леднике и на верховьях гор был снег.
В долинах было лето, травы уже выгорели от жары, чуть выше зеленели альпийские луга, еще выше горы без всяких растений, но если смотреть еще выше, то видны вершины покрытые снегом и ледниками. В горах очень красиво. Там, на перевалах и ущельях я видела много человеческих костей. Я не могла смотреть на них.
Многих тогда в 1916-году не хоронили, просто бросали и оставляли. Да и не смогли бы выкопать могилы. Не было ни инструментов, чтобы копать, ни сил. Невозможно было тогда в холод и мороз копать мерзлую землю. Где-то рядом лежали кости и моих родных. Я плакала всю дорогу, вспоминая своих родных. Муса и Сырга тоже плакали на перевале.
Я тогда себе дала слово, что я обязательно вернусь и поставлю небольшой памятник своим родным. Муса и Сырга в людных местах прятали меня внутри войлочных ковров-кийизов.
Вот так я оказалась обратно в Кыргызстане, в деревне Санташ, где раньше жила семья Мусы.
- Ты можешь остаться жить в Санташе, сколько захочешь. Можешь даже навсегда остаться, ты стала для нас как дочка, - сказал Муса.
- Спасибо, вам огромное, если бы не вы, не знаю как сложилась бы дальше моя судьба, вы спасли мне жизнь,- сказала я.
Кстати, название Санташ имеет интересную историю, слово «Санташ», переводиться с кыргызского как «счет камням».
По преданию, когда-то войска Темурлана проходили через эти места. Темурлан приказал всем воинам своего войска взять по камню и сложить в одну кучу перед отправкой в поход, а когда возвращались, то каждый воин забирал из той кучи по камню обратно и складывали в новую кучу. Получалось так, что почти половина камней остались в старой куче. Так считали, сколько они потеряли воинов после очередного военного похода.
Еще есть одна легенда:
На южном перевале Санташ имеется равнина шириной 4-5км. На этой долине сооружены два кургана. Один курган из камня, примерно одного размера. Большой курган в диаметре 500-600 метров и рядом маленький курган. А легенда гласит: будто кыргызы под предводительством Манаса шли войной на уйгуров. Каждый воин брал с собой камень примерно 3-4 килограммов и проходя это место клал камень на кучу и получился круглый курган из камня. Возвращаясь из военного похода, воины несли камень и клали рядом, а потом смотрели, сколько воинов погибло, а сколько осталось в живых. Если это так, то погибло большинство. Но это легенда. История не знает происхождения этих курганов. Слухи ходят, будто под курганами есть усыпальницы.
А еще есть ветер «санташ». то восточный ветер озера Иссык-Куль, дующий с одноименного перевала. При первом дуновении ветра санташа, местные жители знают, что это верный признак портящейся погоды. Он появляется на акватории озера реже улана (западный ветер), но стоит этим двум ветрам встретиться, как их стычка заканчивается шквальными куюнами или вихрями. И горе тем самоуверенным рыбакам или морским путешественникам, кто решится выйти в такую погоду в озеро.
Я очень привыкла и полюбила семью, спасшую меня. И подружилась с ними, особенно с их дочкой Зулайкой. Мы были уже как родные сестры. Вместе ели, пили, играли и спали.
Но мне снились родные места, дом родной, деревня наша Кара-Ой, Иссык-Куль (Озеро в Кыргызстане, слова «Ысык Кол» в переводе с кыргызского языка означают «горячее озеро», поскольку озеро зимой не замерзает. Мягкие зимы в котловине, запасы тепла в огромной толще воды, солёность озера не дают ему покрываться льдом. Самая большая глубина равняется 702 м. Протяжённость Иссык-Куля с запада на восток равна 182 км, а с юга на север — 58 км. Иссык-Куль второе по прозрачности воды озеро в мире, после озера Байкал).. Правильно говорят, «сколько волка не корми, а он все равно в лес смотрит». Вот и я все смотрела в сторону Иссык-Куля. А от Санташа было еще далеко до озера.
Иногда перед сном лежала, когда Зулайка засыпала, смотрела на свой амулет и вспоминала все, что помню в из своей жизни ....
Тогда в середине 1910-года в Кара-Ой было мало дворов, в основном они были вдоль дороги, уходящей на восток в сторону города Каракола ( расположен в восточной части Иссыккульской области, в 12 км от побережья озера на высоте 1690—1850 метров над уровнем моря. Расстояние до города Бишкек- 400 км.), а на запад в город Пишпек ( Ныне называется Бишкек, столица Кыргызстана, город расположен на севере Кыргызстана, в Чуйской долине, у предгорьев Тянь-Шаня, в 40 км севернее Киргизского хребта, в 25 км от границы с Казахстаном).
Мы жили в старой мазанке (мазанка — тип сельского дома, стены мазанки состоят из деревянного каркаса с сырцовым кирпичом и обмазываются глиной (откуда и название, стены мазанки известкуются), там были всего две комнаты. Жили мы впятером: бабушка Мариям, отец Ратбек, мама Бурма, старшие братья Азамат и Мукан, старшая сестра Айэрке и я. Я была самой младшей в семье.
Целый день все практически находились в одной комнате, в ней же мы с бабушкой спали. Другая комната служила только спальней остальным. Это был такой небольшой домик по нынешним меркам. Потолки были низкие, крыша почти плоская, с небольшим уклоном, тоже из досок и глины.
Я очень любила бабушку и не отходила от нее ни на шаг. Куда она туда и я, ходила за ней как тень. Только в последние годы она стала плохо ходить, а так она была очень энергичной, ходила всегда с очень прямой спиной. В деревне, если она пойдет куда-то, то обязательно меня с собой берет. Никому не давала меня обижать. Прятала от других всякие сладости и давала мне их тайком. Я тоже, та еще бестия, прятала все это и ела, не делилась с другими. Иногда, если братья увидят у меня эти сладости, отбирали силой. Я их сейчас понимаю, а тогда не понимала, злилась на них сильно и бабушке жаловалась. А бабушка, это мне сейчас ясно, для вида и для моего успокоения делала вид, что наказывает их. В общем, я была как будто привязанная к бабушке. Но я и помогала ей, всегда бегала то за ее галошами, то за палкой, приносила и подавала все, что она просила. Поэтому, многие и наши родственники тоже, считают, что я много от нее унаследовала и манера поведения похожа на бабушкину.
Я любила слушать разные истории от бабушки. Она много рассказывала про историю кыргызов, историю нашей деревни, историю нашего рода Саяк и группы родственников Карбоз, внутри рода Саяк.
Жили мы тогда не богато. Помню, у нас были пять или шесть коров, может два или три десятка баранов и коз, несколько лошадей.
Еще у отца был свой конь, которого он никому не доверял. Кличка у коня была Жалын (в переводе с кыргызского – искра). Были много еще индюков и кур. А еще была у нас большая собака азиатской породы, с кличкой Коктай ( в переводе с кыргызского- синий жеребец). Вот и все хозяйство.
Огород был большой, это даже не огород в современном понятии, а просто большой участок земли рядом с домом. Все было открыто, не было как сейчас ворот, ограждений. Мы выращивали пшеницу, просо, ячмень, овес, чеснок, огурцы. Затем у русских научились выращивать картошку. Ну а яблоки, урюк, абрикосы, грушы были во все времена рядом с домом. Недалеко от нашего дома был большой сад абрикосов нашего близкого родственника. Помню, бабушка любила ходить в этот абрикосовый сад. Особенно во время цветения абрикосов.
Мы считались в деревне бедняками. Отец еще был местным устой ( от арабского «устаз» –это настоятель, учитель, уста по смыслу означает опытный мастер своего дела, учивший и других этому делу, которым он занимается) , он был строителем, строил дома, мазанки, закрывал крыши. У него были инструменты плотника. Он их хранил в специальном месте, туда нам ходить не разрешалось. Брать в руки инструменты категорически запрещалось. Отец всегда берег их как зеницу ока.
В деревне жили и русские, они переселились сюда в основном в 1890-1905 годах, это мне бабушка говорила. Отец подружился с одним русским плотником и у него научился мастерству строительства.
Его звали, как я помню Кузьмичом, то ли это было имя, то ли отчество. Кузьмич жил один, он не был женат, был невысокого роста, худощавый и с небольшой рыжей бородой. Отец всегда ходил к нему домой. А Кузьмич к нам домой не ходил, боялся бабушки, так как она не любила русских.
Однажды, когда он пришел к нам домой, то бабушка выгнала его с криками:
- «Жогол, сары жун баш, менин уйумдон»!
Если буквально перевести: «Уходи прочь из моего дома, рыжая голова!».
Бабушка называла русских «сары жун баш», что в переводе – люди с рыжыми волосами. Действительно, среди русских много было рыжих.
По рассказам бабушки, в конце 1870-х годов летом в нашу деревню прибыли первые русские переселенцы. Их было около 30 семей. Все они прибыли из Сибири. Они уже заранее знали куда едут, и в каких условиях будут жить. Они сходу начали строить себе дома. Волостное начальство выделило им земли. Вначале русские жили кучкуясь, недалеко друг от друга. Со временем начали осваивать хорошие земли. С каждым днем все больше русских переселенцев проезжали на телегах через нашу деревню. Этот процесс переселения и заселения русскими, земель акватории озера долго не прерывался. Особенно их много стало после 1890 года. Говорили, что тогда были неурожайные годы в России. Чем больше они приезжали, тем меньше оставалось земель между озером и горами, особенно орошаемых земель. Начались на этой основе первые конфликты местного населения с русскими.
Бабушке Мариям было тогда по ее словам лет за 90, она ходила с трудом, в последнее время у нее болели ноги. Она по тем меркам хорошо пожила, тогда редко было людей, кто доживал за 90 лет. Она сохранила четкость ума, вела себя адекватно, говорила кратко и четко. У нее даже появились новые зубы. Волосы были белые-белые, как снег. Лицо белое, и на лице моршин было удивительно мало, зато руки и шея были очень морщинистые.
Она тогда часто говорила:
- Ой, чувствую, что быть беде! Неспроста, русские приезжают и обосновываются здесь надолго. Наступит время и будет большая война с ними, сохрани нас Бог.
Потом она каждый день молилась Богу, чтобы не было войны с русскими.
Я тогда еще была маленькой и мало представляла, что творилось в это время в нашей деревне, но то что говорила бабушка, я помню хорошо. Судя по разговорам бабушки Мариям, с отцом и людьми на улице, на кыргызской земле наступали смутные и тревожные времена. Несмотря на видимое затишье, чувствовалась напряженность в отношениях власть имущих вкупе с русскими и местными жителями-кыргызами в деревнях Прииссыккуля.
Однажды в августе 1916 года, к нам домой зашел сосед Момуке, хромающий на одну ногу и сказал, что местный бий Ороз пригласил всех представителей групп и родов на секретную встречу в соседнюю деревню Чолпон-Ата, чтобы они собрались на берегу озера ниже мазара. На эту встречу, он позвал и моего отца Ратбека, то есть внука бабушки Мариям.
Затем мой отец Ратбек пришел и рассказал бабушке, что было на этой встрече. На этой встрече Ороз бий (во властной иерархии второй человек после хана) и местные манапы (богатые правители родов) предложили, чтобы кыргызская молодежь родов собрались, вооружились и напали на русские поселения.
Ороз бий, здоровый и толстый местный богач, на встрече сказал:
- Как вы знаете, мои земляки, русские отбирают наши земли. Скоро отберут и наших жен, детей! А нас выгонят в горы Нарына, на холод и голод. Скоро мы все будем русскими! Если мы сейчас не напугаем их и не выгоним, то навсегда потеряем наши земли.
В таком же духе выступали другие манапы, они обещали народу помочь конями, вооружением в виде ружьев, которые имели только богатые, покупая у китайских купцов.
- Они боятся за себя, за свое богатство, а не за народ. Боятся, что скоро русские отберут у них хозяйство и земли, которые они захватывали у простых кыргызов. Вон у нашего Ороз бия, сколько скота и коней! Сколько земли у него, никто не знает, потому что очень много, также и у других манапов. Они хотят вашими руками напугать русских, даже поссорить с ними, ни к чему хорошему это не приведет, - сказала отцу бабушка.
- Русские сильные, Николай царь имеет много оружия и солдат. Пол-царя Кропоткин (губернатор) если захочет, то нас отсюда всех выгонят в горы. Бию Орозу есть что терять, а вам то что, перестреляют русские всех кыргызов своими пулеметами, - говорила бабушка.
- Ороз бию говорили многие об этом, но он сказал, что мы трусы, мы боимся, что русские скоро всех нас выгонят оттуда,- сказал отец Ратбек.
- Что вы, кыргызы, можете противопоставить пушкам и ружьям русских, вилы да палки? Но если все наши родственники пойдут, тогда и ты иди, - сказала бабушка.
Она сказала еще по-кыргызски «болунгонду бору жейт болбой». Это означало, не отделяйся от родственников, если перевести смысл пословицы, то получается, если отделишься от всех, то тебя съедят волки, то есть пропадешь один отдельно, будь с народом.
В основном молодежь вооружалась топорами, вилами, копьями, пиками. Ружей было очень мало. А пушки кыргызы даже не видели. Богатеи местные постоянно натравливали кыргызскую молодежь на борьбу с русскими, так как русских становилось все больше и они уже начали захватывать владения местной знати.
А русским как раз нужен был повод, чтобы вытеснить кыргызов с их насиженных плодородных земель.
- Русским как раз и надо, чтобы вы начали войну. Затем они нас вышвырнут куда-нибудь в горы, может в сторону Нарына, а на наши земли придут новые «сары жун баши», - говорила бабушка.
Натравливамые местной знатьюи и возмущениями насчет отправки на фронт, отряды кыргызской молодежи начали нападать на русские поселения и семьи. Началась настоящая война между кыргызами и русскими переселенцами. Кыргызы были в большинстве, много мужского населения русских были на войне. Погибло много русских и кыргызов, дунгане тоже пострадали.
Бабушка говорила тогда моему отцу:
- Ты там особенно не усердствуй! Просто побудь с ними, завтра русские придут ,и будешь отвечать. Особенно не трогай русских в нашей деревне, будь осторожен. Эта война нужна для богатых кыргызов и для пол-царя русских. Пострадает как всегда простой и русский, и кыргызский народы.
Затем русские, в лице переселенческого управления царской власти, начали изымать земли в пользу вновь прибывающих русских. Передавали им наделы, которые раньше обрабатывали местные крестьяне-кыргызы, чем вызвала их протесты. Русские отправляли конфискованные у местных кыргызов скот на нужды царской армии России, воюющей на фронтах Первой мировой войны.
Однажды, к нам домой тоже пришли русские, они походили и посмотрели, потом сказали, что урежут нам земли больше, чем на половину. Остальную половину забрали силой несмотря на возмущения бабушки.
Затем на подмогу русским начали продвигаться русские казаческие карательные отряды, хорошо вооруженные пушками и пулеметами. Проезжавшие мимо путники рассказывали о восстании кыргызов в Чуйской долине и о подавлении его русскими солдатами и о многочисленных жертвах среди кыргызов на севере Кыргызстана.
Они же распускали слухи о всеобщей мобилизации кыргызов для отправки на фронт в европейскую часть, служению царю имперской России. Это посеяло панику среди кыргызов. Потом появились в аулах уездные и волостные начальники и начали составлять списки мужчин от 19 до 31 года, для отправки их на тыловые работы. Местные кыргызы этому не верили, говорили, что их обманывают и всех будут направлять воевать на стороне царской России на фронтах Первой мировой войны. И со списками тоже были проблемы. Многим неизвестно было сколько лет, никто и нигде не записывали даты рождения кыргызов. Записывали всех подряд в ряды отрядов кыргызов царской армии России.
Затем, среди жителей кыргызов пошли слухи, что армейские карательные отряды многих закрывают в тюрьмы, потом их отправляют на фронт, не согласных убивают всех подряд на месте, как говорится без суда и следствия. С каждым днем слышали все более страшные слухи о зверских расправах русских солдат над кыргызами от проезжавших мимо путников. Многие жители деревень кыргызы начали собираться, чтобы уйти в сторону Китая, с приближением карательных отрядов царской армии.
Получилось все так, как предсказала бабушка.
Тогда бабушка Мариям просила Ратбека:
- Вот я же говорила, сынок, будет с этими русскими война, ну что теперь нам бы дойти до Кутургу (деревня в восточной части озера Иссык-Куль), там живут наши родственники, может там переждем лучших времен.
- Может останемся здесь, вот Кузьмич говорит, что он спрячет нас у себя в избе, не даст обижать нас, - сказал отец.
- Он так говорит и ты этому «сары жун баш» веришь, если он выдаст нас с потрохами, когда с ружьями придут русские солдаты, если хочешь, то оставайся с ним, мой народ меня похоронит где-нибудь, - возмущалась бабушка.
- У нас же говорят, «орус менен дос болсон ай балтанды ала жур», - сказала бабушка.
Это означало, если ты дружишь с русскими, имей секиру про запас. Бабушка не верила в искренность дружеских чувств русских по отношению к кыргызам, то есть и Кузьмича к отцу.
Отец Ратбек ждал момента, когда все начнут двигаться, не хотел показаться паникером. Но он уже потихоньку начал подготовку к отъезду. Ждал только своих родственников из родовой группы.
В традиционной жизни кыргызского народа особое место занимал обычай родовой взаимопомощи. Во всех случаях жизни кыргыза обязательное участие принимали сородичи и оказывали моральную, материальную помощь — «жардам». Если семья испытывала острую нужду в пище, жилище, одежде, то вся родня, всей деревней приходили на помощь. Особой сплочённостью и коллективизмом отличалась семейно-родственная группа — «бир атанын балдары», «топ», «ража». Такие группы обычно состояли из нескольких десятков семей и имели общего предка в седьмом поколении, именем которого и называлась данная группа. Жизнь семей этих групп протекала во многих случаях совместно: могли организовать совместный выпас скота, сообща охранять скот и обеспечивать безопасность членов группы.
Самый старший человек, аксакал группы организовывал и координировал многие стороны быта, хозяйства родственных семей. Особенно на похоронах, в крупных семейных торжествах проявлялись лучшие качества взаимопощи и коллективизма этих групп. Обычно один большой род состоял из таких многих групп.
Бабушка настаивала на отъезде, родственники не решались. Ратбек хотел получить добро от аксакала нашей родовой группы. Только после получения одобрения аксакала, они тронулись в путь. Остальные члены группы тоже собирались уходить в ближайшее время. Взяли с собой одежду, продукты, запрягли коня в арбу и нагнали скот тоже.
Когда они дошли до деревни Кутургу, то выяснилось, что родственники там тоже сидели наготове, тоже напуганные слухами, чтобы отправиться в путь дальше в сторону Китая. На следующий день нас догнали родственники из Кара-Ой. Общим скопом они шли, шли, кто на арбе, кто на коне, кто на верблюде, кто пешком. Оказалось, мы не первые и мы не последние.
Только на третьи сутки остановились за деревней Ак-Суу, недалеко от города Каракола. Здесь уже было много народу из всей округи Прииссыккуля. Народ не знал куда податься. Все ждали чего-то в напряжении.
Я вот до сих пор не пойму, почему народ собирался именно здесь. Может из-за того, что рядом была речка и была вода. Говорили, что если вдруг русские солдаты появятся в Ак-Суу, тогда кыргызы собирались двинуться в сторону Энильчека и дальше в Китай. Продукты, которые везли с собой, заканчивались. Начали обменять вещи и скот, которые у нас были, на продукты. Особенно в ход пошли золото, серебро, лошади и домашний скот. Потом от большого скопления людей и домашнего скота началась антисанитария. Питьевая вода стала грязной. Люди начали болеть. Начались эпидемии. Была осень, начало октября, по ночам было достаточно прохладно.
Мы ютились у одного кыргыза дома, отец договорился с хозяином в обмен на корову. Бабушка сильно заболела, она начала беспрерывно кашлять, у нее, как я сейчас предполагаю, было сильное воспаление легких.
- Ратбек, сынок, меня оставьте здесь у кыргызов, я не дойду и еще вам буду обузой в трудном пути,- просила она.
- Нет, мама, я Вас не оставлю! Лучше, чтобы Вы были с нами. Как народ, так и мы, - отвечал отец.
Однажды бабушка Мариям позвала меня, кашляя и держа мою руку в своей морщинистой руке и сказала:
- Айсара внучка, садись сюда, ко мне поближе, пока никого нету. Я хочу тебе передать одну вещь, только ты мне обещай, клянись, что никогда, никому не покажешь, и никогда и никому не расскажешь про эту вещь. Если нарушишь эту клятву, то тебя будут преследовать проклятие хозяина этого амулета, - сказала она и сняла со своей шеи амулет.
Я смотрела на амулет. Никогда в жизни не видела такой вещи и стояла, раскрыв рот. Мне было тогда 10 лет, маленькая была.
Бабушка, толкнув меня, привела в чувство и сказала:
- Ну, повтори, что я сказала!
- Я клянусь, что никогда, никому не покажу, и никогда и никому не расскажу про эту вещь, если нарушу эту клятву, то пусть меня будет преследовать проклятие хозяина этого амулета, - тараторила я.
Бабушка аккуратно укоротила нитку, и повесила амулет на мою шею.
- Всегда носи его на левой стороне груди над сердцем, ближе к плечу,- сказала бабушка.
- Бабушка, что это, откуда? Скажи, пожалуйста, -спросила я.
- Эта давняя история. Когда мне было 15 лет, амулет дала мне прабабушка, ее звали Аккумуш, которой было за 90 лет. Вот так по цепочке передавали друг другу эту реликвию. И неизвестно сколько бабушек. Теперь ты, когда станешь старухой и доживешь до 100 лет, передашь своей самой младшей внучке, только внучке, может правнучке или праправнучке. И ты также расскажешь ей историю амулета. Также возьмешь с нее клятву.
Это считай наша семейная фамильная драгоценность и реликвия. Он очень древний и бесценный. Пока амулет у тебя, до глубокой старости и почти до смерти никому не даешь и никому не говоришь про амулет, - сказала напутственно бабушка Мариам.
- Пока этот амулет был у меня, были люди, которые хотели отобрать его. Но каким-то образом, амулет всегда возвращался ко мне. Я, не знаю, как у тебя сложится судьба, но запомни, что того, кто захочет обладать этим амулетом, постигнет жестокая кара,- сказала бабушка.
Потом она каждый день рассказывала мне историю кыргызов, которую она слышала от своей бабушки.
- Я вот скоро, может дней через три умру. Сколько лет жизни отпустил мне Бог, я вроде прожила и благодарна ему за долгую жизнь. Я же всех своих ровесников пережила, только внучка ты не забудь, береги амулет. И тогда он тебя сбережет. Соблюдай все, что я тебе сказала, а то ослабятся волшебные свойства амулета и он не сможет оберегать тебя, - сказала она.
Бабушка мне вечером опять напомнила об ее "керез" ( у кыргызов люди в предсмертном состоянии оставляли завещание — «керез», которое исполняли так, как того пожелал покойник) насчет амулета. В Ак-Суу мы пробыли больше недели. Бабушка Мариям, как и говорила, умерла рано утром на третий день, после того, как отдала мне свой амулет. Вечером предыдущего дня я еще говорила с бабушкой, она говорила, что завтра наступит третий день, как она передала свой амулет мне и она должна умереть.
- О чем ты, бабушка?!, Ты не умрешь! Вот поправишься скоро. Хочешь я тебе верну амулет? - успокаивала я ее.
- Нет, теперь амулет твой, и я умру, - сказала она тихо.
Она была действительно очень слаба.
Мама сделала ей атала (атала –особые супы, в них вводится разведенная в молоке, воде или бульоне мука), она немножко попила и потом вроде уснула. Рано утром она застонала и когда начало светать, умерла. Перед смертью, ночью, она попросила меня еще раз беречь амулет, соблюдать то, что она сказала и сдержать клятву.
Она также едва слышно сказала, своим тоненьким слабым голосом, все время прерываясь:
- Вижу, вас ждет тяжелая судьба, будьте готовы к этому и постарайтесь пораньше уехать отсюда, нехорошо будеть здесь, - говорила бабушка стоная.
С родственниками там же в Ак-Суу ее похоронили, не могли мы ее похоронить в родном Кара-Ой.
Странно, как я помню, бабушка знала, когда она умрет. Говорила, что на седьмой день она умрет, так и случилось.
Несмотря на советы бабушки, отец не давал команду собираться. Однажды, рано утром, вдруг народ начал спешно собираться, начали говорить, что русские отряды карателей приближаются к Ак-Суу.
Но когда передовые русские отряды карателей начали стрелять из пушек по скоплению народа за Ак-Суу, тогда все рванули с места и двинули в сторону Китая. Много кыргызов тогда перебили за Ак-Суу. Потом русские отряды долго преследовали убегающую толпу кыргызов и многие погибли от их пуль.
Было уже почти середина октября и на перевалы давно выпал снег. Сначала все шли как большой караван, но затем некоторые вырвались вперед и ушли. Наши родственники и большинство народа шли вперед не останавливаясь. В основном народ уже группами двигался вперед к вершинам Хан-Тенгри и высокогорным перевалам.
Пока мы были за Ак-Суу, заболели отец с мамой. Отец, когда заболела мама, говорил:
- Эх, надо было нам остаться в Кара-Ой у Кузьмича. Зря я послушал бабушку, теперь что будем делать, - вопрошал он.
Теперь уже поздно было возвращаться назад, все дороги были заполнены русскими солдатами, которые расстреливали всех на пути.
Сейчас вспоминая те дни, прихожу к мысли, что они все заболели брюшным тифом. Людей косили не только пули русских карательных отрядов, но и болезни и голод. Мы еще не дошли до главных перевалов в направлении ледника Энильчек, сначала умерла мама, затем и отец. Родственники в спешке похоронили их возле дороги.
Затем заболела сестра Айэрке, она умерла перед подъемом на перевалы. Когда уже начали подниматься наверх, на перевал Энильчек, уже за Сары-Жазом, не было корма и просто оставляли скот и у нас уже не осталось ни коров, ни овец. У немногих еще оставались скот, лошади, верблюды. Очень трудно было подниматься на перевалы и затем спускаться, до Китая надо было перейти два перевала Чон-Ашуу и Энильчек. На втором перевале совсем ослабели мои братья, тогда старшему было 16, младшему 14 лет. Стало еще холоднее. Они тоже заболели брюшным тифом. Несмотря на то,что я сама была маленькой, носила им воду. Я уже не знала что делать. То у одних прошу воду, то у других. Я ладонями грела снег и наливала воду им в рот. Началась непогода, трудно было идти и решили переждать. В горах погода резко меняется. Братьям было все хуже и хуже, их лихорадило. Я их поддерживала как могла:
- Потерпите, осталось чуть-чуть, там будет внизу тепло и мы вылечимся.
Они наоборот, несмотря на свое состояние жалели меня:
- Как же ты теперь будешь жить одна, без нас бедная, наша маленькая.
Из их глаз катились слезы жалости ко мне. Я не отходила от них ни на шаг. До последнего вздоха они думали не о себе, а обо мне.
Прямо на моих глазах сначала умер старший, на следующий день затих и младший брат. За какую-то неделю я осталась совсем одна из большой семьи. Я выжила, на ногах переболела или иммунитет у меня был сильный.
Я плакала, прерывалась немного и дальше выла, но мой родственник Арман, он был сыном брата моего отца Сабыра, который умер еще давно в Кара-Ой от какой-то болезни. Арман был старше меня лет на пять, был высоким и крепким мальчиком.
Он поругал меня:
- Что ты все время плачешь, давай кончай плакать, ты лучше, думай, как нам теперь выжить и добраться до долины.
Кроме Армана меня уже никто не опекал. Второй перевал я одолела с родственниками, их тоже становилось все меньше. На подъеме на второй перевал начался жуткий голод и холод. У всех заканчивались продукты, запасы чистой воды. От холода и от отсутствия корма много скота погибло. Было высоко и был только снег и лед.
Когда наверху второго перевала началась пурга, то многие родственники оторвались друг от друга и потеряли друг друга из виду. Под большим камнем, где не продувал сильно ветер, мы с Арманом спрятались и сидели там всю ночь, пока не рассвело. К утру мы были голодные и у нас ничего не осталось, то что было все съели, не спали и от холода только ели. Если уснуть, то можно было замерзнуть, поэтому Арман мне не давал заснуть. Арман меня оставил там и пошел искать родственников. Мне он велел не двигаться и никуда не уходить от этого камня.
Я замерзла и плакала, одной рукой держала свой амулет и просила его, чтобы он мне помог.
- Подожди, никуда не уходи, сиди, помощь придет, говорил на ухо какой-то голос, похожий на голос бабушки.
Думала, от голода всякое слышу, что я тоже наверно здесь умру и Арман не найдет меня. Я думала, что он меня просто обманул и оставил, чтобы самому без меня, без лишней обузы прорваться вперед.
К моей великой радости, только ближе к полудню он появился с небольшим количеством талкана (ячменная мука) и еще с одним нашим дальним родственником Абаем, они принесли с собой еще небольшой тошок (одеяло). Я уже сильно мерзла, сейчас понимаю, что Арман и Абай спасли мне жизнь, еще каких-нибудь два часа и я замерзла бы там и осталась бы навсегда на вершине перевала Энильчек.
Я ничего не помню, но потом Арман говорил, что я сразу набросилась на талкан и скушала быстро весь и ругалась, что мне замерзший талкан принесли. Потом они подняли меня, я не могла ходить, ноги не слушались и они по очереди меня несли вниз по перевалу. Пурга остановилась и была ясная холодная погода на спуске с перевала. Встретились с родственниками внизу, они обрадовались, что мы живы. Затем, когда спустились дальше, то начались китайские долины, стало тепло, и мы дошли до китайского города Кульджа. В то время Кульджа был большим городом, здесь жили в основном уйгуры, но были и китайцы, казахи, дунгане. В Кульджу тогда много переселились кыргызов, и то те которые дошли туда живыми после болезней, холода и голода в горах.
Затем я видела, прибывали и те, кому повезло, они были еще на конях и даже со скотом. Я вначале жила с родственниками у одного уйгура, немножко окрепла, затем нас оттуда выгнали и мы жили на базаре. На базаре я работала в чайхане у одного уйгура, мыла посуду, убирала. Арман и Айбек тоже работали у него, они пасли его скот, работали на его поле, помогали по домашнему хозяйству. Мы все спали в чайхане на топчанах. (топчан - это предмет мебели. Жилища на Востоке делали преимущественно каменными , учитывая, что пол в помещениях был холодным, делали возвышенности, на которых можно было одновременно спать и принимать пищу. При этом это место должно было быть максимально компактным и занимать минимум пространства. Но всё же первое назначение топчана - выполнять функции кровати, а пить чай и кушать на нём - уже второе дело. Топчан мог иметь разные размеры, но вход на него как правило должен быть один. Однако при больших габаритах, предусматривали ещё несколько входов, с которых было бы удобно подавать подносы с трапезой.).
Мы держались вместе, Арман, Айбек и я. Потом этот уйгур нас выгнал, обвинив Айбека в мелком воровстве. Нам было нечего есть, ходили голодные, спали где попало. Когда стало совсем туго, Арман нанялся работать на базаре и ушел работать днем в доме у какого-то уйгура, то Абай меня как свою сестренку отдал за полмешка пшеницы одному уйгуру по имени Савитахун.
Арман потом рассказывал, что Абай убежал куда-то. Он долго искал его и меня, и не нашел. Кстати, с того момента про Абая ничего не было слышно Его мы больше не видели, может он остался навсегда жить в Китае.
Савитахун силой посадил меня в арбу с какими-то товарами и сдал меня своей жене в качестве помощницы по дому. Мне ничего не платили, работала только за ночлег и пищу....
Вот теперь я опять в Кыргызстане, решила поехать к себе на родину, в свой дом. Наверняка есть родственники, они должны мне помочь, подумала я. Своя земля, своя деревня, свой отцовский дом часто мне снились, я хотела отправиться туда, несмотря на то, что в Санташе жила нормально, никто меня не обижал.
Однажды, когда дядя Муса собрался в Каракол, я стала просить его, чтобы он меня отправил в Кара-Ой. Он с трудом согласился. Расставаясь, мы с Сыргой и Зулайкой плакали. Они долго не хотели отпускать меня. Я обещала, что в следующим году летом приеду их навестить. Я тоже уходила с тяжелым сердцем. Но зов родины не оставлял меня в покое.
- Если вдруг передумаешь, то наши двери для тебя всегда открыты, - сказала Сырга.
- Если что-то не так было, простите меня, я благодарна Богу, что встретила вас. Пусть у вас все будет хорошо, - сказала я прощаясь.
Зулайка еще долго стояла и плакала.
Выполнив мою просьбу, дядя Муса на арбе отвез меня в Каракол и там он попросил путников, направляющихся в сторону нашей деревни, чтобы они оставили меня в моей деревне Кара-Ой. Я поблагодарила и сказала дяде Мусе, что я их потом обязательно найду и приеду.
Ехали долго на арбах и только через два дня добрались до Кара-Ой. Я вернулась домой после четырехлетнего отсутствия. Дом наш в Кара-Ой еще сохранился. Стоял такой осиротевшийся. Кто-то унес двери, кто-то окна. Остались стены и крыша. Но дом уже начал разваливаться. Начала искать по деревне своих родственников. Вскоре я нашла многих родственников, все плакали, увидев меня живой. Все думали, что я то ли осталась там в Китае, то ли умерла.
Из больше сотни человек из группы Карбоз, остались в живых меньше половины. В первые дни остановилась на время у двоюродного брата отца Самата. Затем родственники помогли поставить двери и окна, стала у себя дома жить. Мой спаситель Арман тоже вернулся из Китая даже раньше меня. Мы встретились с ним в Кара-Ой, долго сидели, разговаривали и радовались встрече.
Я ему сказала про свою обиду:
- Думала ты бросил меня специально или сговорились с Абаем, чтобы продать меня этому уйгуру Савитахуну.
- Я клянусь, ничего подобного не замышлял! Знаешь, как долго искал тебя?! Потом как-то слышал, что ты убежала из дома Савитахуна, - сказал Арман.
- Ладно, верю, спасибо тебе, дорогой, это я так говорю. Ты же мне спас жизнь на перевале, если бы не ты, то кости мои, остались бы там наверху, сказала я и заплакала.
Я не стала говорит ему про Маликахан. Может он слышал и просто тоже не хотел об этом говорить.
- Ну, опять плачет. Не надо, главное мы теперь у себя дома, живы и здоровы, вот это главное, сестренка,- сказал Арман.
Потом Арман часто приходил и не оставлял меня надолго. Помогал чем мог. Он ко мне относился как к своей сестренке.
А я его очень полюбила, своего спасителя. Это была, мне кажеться, первая любовь к мужчине. Чистая, почти детская любовь. Мне казалось, что если он будет рядом со мной, то все у меня будет хорошо. Он меня будет зашищать, никому не даст в обиду и я буду за ним, как за каменной стеной.
В первое время вот так помогали родственники. Но как-то надо было жить и я начала искать работу. Через улицу выше был дом русского, его звали Дмитрий. У него было большое хозяйство: быки, коровы, свиньи. Гусей только у них было, наверное, больше ста. Сам дядя Дмитрий был крепким хозяйственником, работал не покладая рук. Многие кыргызы работали тогда у зажиточных русских.
И я попросилась на работу к Дмитрию. Дмитрий был высоким русским, с небольшой рыжей бородой, здоровый такой и уже сносно говорил по кыргызски. Однажды я набралась смелости и когда он проходил мимо дома спросила у него:
- Дядя Дмитрий, здравствуйте, у вас не найдется работы для меня?
- Здравствуй, дочка, конечно найдем, ты к нам приходи и скажи Клаве, моей жене,что я тебе отправил, что ты будешь у нас пасти гусей, хорошо? Айда я скоро приду - сказал он.
У него жена была тетя Клава. Все говорили, что она очень хорошая женщина, плохого никому ничего не делала, ни с кем не ругалась. А то были женщины русские в деревне, которые переругались со многими кыргызками. У меня не было другого выхода. Родственники помогали, лишь бы я не умерла от голода.
Несмотря на внутреннюю ненависть к русским, я все-таки решила поработать у них, у меня другого выхода тогда не было. Вот и тетя Клава привела меня в свой дом. Тетя Клава была женщиной небольшого роста, светленькая, вечно работающая. У них были сын Олег и дочка Серафима. Сын уехал куда-то в Россию, учиться там где-то. Дочка Серафима была чуть младше меня. Первым делом тетя Клава накормила меня. Затем пришел дядя Дмитрий, посмотрел на меня и сказал:
- Клава, хорошая девчонка, просит работу, вот сколько ходит девочек без дела и никто не просился, а вот она попросилась. Вот я и подумал, пусть тебе поможет по хозяйству. Присмотрит за гусями, индюками, курами. Надо бы ей постричь волосы.
Тетя Клава постригла волосы, потом помыла меня в бане. Я была вся во вшах. Меня переодели в другую одежду. Мою одежду сожгли.
Сначала как говорил дядя Дима, так он меня просил называть, просто пасла гусей, помогала тете Клаве во всем. Русский язык не понимала, но с каждым днем начала учиться русскому языку. Это тетя Клава учила меня, вместе с их дочкой Серафимой научила читать и писать по-русски. Она была грамотной женщиной, в России училась в какой-то школе. Кыргызские слова тоже писала русскими буквами. Я и жила у русских, помогала тете Клаве во всем. Как то тетя Клава сказала:
- Ася, зачем тебе одной жить в одном доме, так же и страшно, айда к нам жить, места много.
Это она меня по-русски Асей звала. Потом все стали меня так звать. Дядя Дима тоже поддержал ее, я закрыла свой дом и стала с ними жить. Действительно, дом дяди Дмитрия был одним из самых больших и добротных в деревне.
Практически они меня и сделали человеком, я у них выросла, научилась уму разуму. Научилась и мастерить, готовить, писать, читать. В доме у них было много книг и постепенно начала читать книги Пушкина, Тургенева, сказки.
Вскоре я стала свободно разговаривать и общаться на русском языке.
Мои родственники, где-то через год, как я работала у дяди Димы, хотели посватать за одного мужчину в деревне, его звали Карыбек. Как всегда у кыргызов, родственникам до всего есть дело. Такое впечатление, что они за тебя думают о тебе, о твоем будущем и о твоем благополучии. Вот они начали переживать теперь за меня. Решили, пора мою жизнь поменять, а то девушке почти 16 лет и до сих пор ходит и живет у русских не замужняя. Таким образом, родственники не оставляли меня в покое. То одна тетка приходит уговаривает, то вторая.
- Что ты будешь все время жить у русских, выходи замуж, отдельно живи, скоро тебя никто и замуж не возьмет, - говорили они.
Их протеже, которому меня собирались сосватать, Карыбек был старше меня. Он был сыном Алыбая, местного авторитета и богача. Оказывается Карыбек много раз видел меня в деревне, влюбился и просил своего отца, чтобы он женил его на мне. Отец Карыбека вышел на моих родственников. Я была против замужества. Все мои ровесницы говорили, что он как-то украл одну девушку из соседней деревни, немножко пожили и потом развелись. Карыбек был таким жестоким, с бай-манапскими замашками, высокомерным. Говорили, он частенько избивал свою жену. Несмотря на богатство сватов, родители жены, увезли подальше ее от этого деспота. Я уже боялась на улицу выходить, вдруг этот Карыбек вздумает украсть меня. Я говорила дяде Дмитрию и тете Клаве, чтобы они меня защитили и не дали украсть.
Однажды случилось то, что я и предполагала. Как-то возвращалась с ведром воды из источника, который был совсем недалеко от дома Дмитрия. Вдруг вижу, навстречу едут всадники, кажется человека три-четыре. Я как-то почувствовала, что эти всадники не зря идут ко мне навстречу. Быстрым шагом пошла в сторону дома Дмитрия, когда мы сравнялись с ними, то они все спрыгнули с коней и один окликнул меня:
- Эй, красавица, остановись.
Я еще быстрее пошла, но он догнал меня и за руки схватил, вода из ведра разлилась и я крикнула:
- Отпустите, что вам надо?!
- Смотри, какая смелая! Не хочешь с нами пойти? - сказал с издевкой другой.
Уже второй подошел и остальные двое тоже настигли.
Тогда я поняла их намерение и крикнула изо всех сил.
- Спасите, люди!
И голос, похожий на голос бабушки опять появился в ушах:
- Беги, беги в сторону дома, укуси руки нападавшего.
Я так и сделала, со всей силы укусила за руку первого, второго ударила ведром и побежала в сторону дома Дмитрия с криком:
- Спасите, спасите, люди добрые!
Хорошо, что дом дяди Димы был недалеко, на мой крик выскочила тетя Клава, потом появился дядя Дмитрий с ружьем.
Я почти оторвалась от преследователей, которые не ожидали от меня такой прыти, но когда дядя Дмитрий выстрелил из ружья, джигиты остановились.
- Не подходите, застрелю, - закричал дядя Дмитрий.
Джигиты остановились, все они были из верхней части деревни, почти всех я знала и они были старше меня намного.
Один из них, видимо самый главный, крикнул:
- Эй ты, русский, ты поосторожней, смотри, мы зарежем тебя в безлюдном месте, не мешай нам, мы все равно украдем эту девчонку.
В ответ дядя Дмитрий пальнул еще раз, но теперь выше голов нападавших.
- Еще раз вас здесь встречу, пристрелю! Сообщу куда надо и запрут вас в тюрьму надолго, - крикнул, пугая их дядя Дима.
Вот так я спаслась от кражи благодаря мужеству дяди Димы и тети Клавы. Долго потом сидела и плакала, тетя Клава успокаивала:
- Все прошло, они ушли, кончай плакать, все хорошо, тебя здесь никто не тронет.
Ну а те джигиты все равно испугались, что дядя Дима сообщит в милицию и их я потом больше не видела в наших краях.
Как то тетя Клава сказала мне:
- Слушай, Ася, пока ты не выйдешь замуж, они в покое тебя не оставят. Если кто-нибудь из парней нравится тебе, может выйдешь замуж?
А мне нравился больше всех конечно мой спаситель Арман, но он был моим близким родственником, мне нельзя было выходить за него замуж. Кыргызы девушек выдавали за джигитов из других родов. Браки внутри одной группы рода не разрешались. Затем мне понравился сын Назарбека соседа дяди Дмитрия, его звали Жоош. Его имя переводилось, как спокойный. И он действительно был спокойный. Он был старше меня лет на пять. Такой молчаливый, симпатичный. Всегда носил кыргызский калпак (головной убор). Почему-то в отличие от своих ровесников он долго не женился.
Мне тогда было почти 16 лет. С Жоошеем, мы пару раз разговаривали. Однажды встретились, когда я пошла за водой, и он помог мне набрать воды из источника, недалеко от дома. В другой раз, когда его сестренка выходила замуж, и мы с молодежью деревни отмечали это событие.
У кыргызов тогда перед свадьбой устраивали такие развлечения как «тануу» — подвязывание, «бээ кармоо» — ловля кобылы, «кыз куумай» — догони девушку и т.д. Этот акт, свидание с невестой, продолжался до утра и имел завершающий характер в подготовке к свадьбе. Наконец до свадьбы, за 15 дней до её отъезда к будущему мужу, по обычаю жених давал угощение аилу невесты — «жыгач тушуруу».
Обычно, во время таких сборищ и посиделок молодежи состоялись первые близкие знакомства многих девушек и парней деревни. Днем и во время обыденных дней у молодежи не было возможности для знакомства. А знакомым, представлялась возможность пообщаться среди молодежи. Тут они и вели себя более свободно среди молодежи без присутствия старшего поколения. Поэтому, эти игры были очень популярны. Молодежь собиралась туда как на праздник, надевая свои самые лучшие наряды. Многие показывали свой талант и мастерство, пели с комузом и играли обычно до утра.
Я, по-моему, тоже нравилась Жоошу. Я замечала, как он смотрел на меня. Во время игр, он хотел попасть в пару со мной. Но он был такой нерешительный, общения с девушками у него не получалось. Я замечала, что он многим девчонкам нравится. Только все девушки обижались, что он вообще не разговаривает с ними. А со мной почему-то во время игр он заговорил. Причем, говорил он на очень интересные темы. Было очень приятно с ним общаться. Он меня даже пригласил на свидание на следующий день вечером.
По кыргызским меркам того времени я уже переходила возраст, когда надо было выйти замуж. Обычно кыргызы выдавали замуж 14-15 летних девушек.
Я все говорила своим родственницам:
- Что же, мне замуж надо обязательно, а что если я сейчас не хочу?
Тогда они отвечали:
- Что значит не хочу?! Джигиты не будут спрашивать тебя, Ася, ты хочешь замуж или нет, вот украдут тебя, изнасилуют и выйдешь замуж как миленькая - пугали они меня.
Потом мы стали встречаться с Жоошем, мы были соседями и не было проблем для встречи по вечерам.
Тетя Клава даже удивлялась:
- Что-то ты изменилась, влюбилась что-ли в Жооша? Неплохой парень и вы прекрасная пара. Он работящий, спокойный, а что надо еще девушке, главное, чтобы любил, надежный был,- говорила она.
Вот и пришлось мне, самой взять в инициативу в свои руки. Женскими методами я успела напустить информацию своим теткам, что мне нравится Жоош.
Тем более, потом я слышала от своих всезнающих родственниц, что это Карыбек тогда хотел меня украсть, когда дядя Дима спас меня. Говорили, что он ходит злой на меня и на дядю Диму. И вроде всем говорил, что он все равно женится на меня.
Я думала тогда, чем оказаться в женах Карыбека лучше умереть. Но мой тайный план удался и вскоре мой вопрос был решен, пришли родственники Жооша сватать меня, и я дала согласие. Мы даже не обнимались нормально ни разу, не говоря про поцелуи. Женитьба была очень скромная, пришли родственники забрали меня в дом Жооша и все. Вот так вышла замуж за Жооша. У него родители жили небогато, но люди были хорошие.
Жить стали с Жоошом в нашем доме. На этом я настояла под предлогом того, что если не будем в доме жить, то дом мой вскоре развалится. Мне очень повезло, что я жила самостоятельно. Не было всяких сложных отношений со свекровью, как обычно бывало у кыргызок, которые из-за этого очень часто ссорились. Родители Жооша и мои родственники помогли обзавестись небольшим хозяйством, появились у нас коровы, бараны, куры, индюки. Жоош однажды увидел амулет на моей шее и спросил:
- Это что у тебя, откуда?
- Это амулет бабушки, которая перед смертью подарила мне, знаешь, я не могу его даже показать тебе, я давала клятву бабушке, - сказала я.
И я ему рассказала всю историю амулета, а о жене Савитахуна ничего не сказала. Попросила, чтобы он больше не спрашивал и не старался смотреть на амулет. Жили мы как и все семьи в деревне. Многие, кто занимался животноводством, летом уходили со скотом на джайлоо (летние пасбища), осенью обратно в деревню. А мы стали отдавать свой скот чабанам на лето, платили им. Работали и на поле, и в огороде, особенно научились выращивать картошку, а пшеницу, ячмень всегда сеяли.
Однажды, домой пришли активы (работники волостного управления) и меня забрали работать в волостном совете секретарем. Все знали, что я была среди кыргызок единственная, кто умела писать и на арабском, и на кириллице. Арабскому научилась у одной уйгурки в Кульдже на базаре. Она научила меня сначала писать арабской вязью, потом читала на арабском вывески, ценники на товарах, вот так и научилась. Потом читала суры из "Корана".
Жоош был против моей работы в волостном совете, он ревновал меня, в конторе работали одни мужики и я была единственной женщиной. Меня вскоре сделали еще и учетчиком. Заполняла журналы и готовила отчеты в уездные структуры.
Советская власть постепенно прочно установилась на Иссык-Куле.
После революции и приходом советской власти мы смогли вернуться в родные края, оставив чужие земли Китая. Но многие кыргызы тогда обратно не вернулись. Кто-то посчитал, что в Кыргызстане опять что-нибудь да начнется и думали еще переждать и так и остались навсегда. Тогда много кыргызов остались там и в рабстве и в мучениях. Многие умерли там и от болезней. Говорили, что многие кыргызы приспособились к жизни в Китае, нашли там свое призвание, работу, семьи и счастье и обосновались в Китае надолго.
Я затем всю жизнь благославляла Ленина. Говорила всем, что только приход Ленина к власти в России спас кыргызов от уничтожения царской Россией и китайцами. У нас дома всегда был портрет Ленина и висел он всегда на почетном месте. Все кто к нам приходил домой, спрашивали и удивлялись:
- Ой-ой, айланайын (дорогая), откуда это у тебя такой большой портрет Ленина, что ты на почетном месте повесила этого русского царя?
Я как-то в Караколе была и в одном магазине купила этот портрет Ленина.
- Если бы не Ленин, то мы бы ассимилировали в Китае с уйгурами и китайцами и здесь русские не дали бы житья, исчезли бы как нация. Благодаря Ленину хотя бы половина уехавших кыргызов вернулись из Китая. Поэтому, я приняла советскую власть и стала первой коммунисткой в деревне и с удовольствием работаю на советскую власть,- говорила всем.
Пережили мы тогда и трудные времена становления советской власти в Кыргызстане. Много было чего, которые кыргызы с трудом воспринимали, некоторым вещам вообще сильно сопротивлялись. После 1916-года с трудом восстанавливалось доверие между кыргызским и русским неселением.
Русские уже жили как у себя дома, в наших землях у них выросло и новое поколение, которые уже Кыргызстан считали своей родиной. Они постепенно обживали все новые земли, русских можно было видеть даже в отдаленных деревнях.
Начальство уездов и волостей было исключительно из русских, кыргызов начальников было очень мало, в основном были на вторых ролях. Советская власть тем временем проводила взвешенную национальную политику, пресекала националтстические выступления и строго стала карать за проявления национализма. Во власти с каждым годом все больше стало кыргызов, которые получали образование, кто в Верном (Алматы), Ташкенте, даже в Омске и Москве.
Образовался Советский Союз и Кыргызская автономная область, затем и Кыргызская ССР. Границы с Китаем СССР начали сильно охранять и они были закрыты наглухо. Влияние Китая было сведено до минимума.
В Кыргызстане тогда влияние ислама на людей было не сильное. В деревнях кроме мулл мало кто умел читать "Коран" на арабском языке. Может быть несколько человек в большой деревне как Кара-Ой. Из-за того, что я жила с русскими, потом моя бабушка, вообще члены нашей семьи особо не были сторонниками религий, ни ислама, ни христианства, поэтому меня обычно особо не звали на какие-то религиозные праздники. На всякие торжества и похороны ходила как и все. Все равно все знали, что я не очень религиозная женщина, да и атеисткой тоже не была.
У кыргызов в те времена прежде всего уважали национальные традиции, потом религиозные какие-то каноны, в конце только законы властей. Особенно удивлялись ровесницы, иногда спрашивали:
- Ты, Ася, мусульманка?
Я отвечала:
- Не знаю.
Тогда спрашивали:
- Ты что христианка?
Я отвечала:
- Не знаю.
Вот они тогда злились.
Я им тогда говорила:
- Успокойтесь, какая вам разница, я все религии не отрицаю, в Бога верю, как он будет называться мне все равно,"Аллах" или по другому, главное же я верю.
Все удивлялись, смотрели на меня как на инородца, свалившегося откуда-то. Тогда было четко, если кыргызка, то ты мусульманка, если русская, то ты христианка.
Местное население работали на поле, собирали опий-сырец, пшеницу, картошку, овощи, абрикос, грушу. Я ходила на работу в соседнюю большую деревню Чолпон-Ату. Жооша сама научила грамоте. Я его научила писать и читать на русском языке.
Затем мы с мужем съездили в Санташ проведать семью дяди Мусы, как я обещала им. Они очень обрадовались. У них все было хорошо, Зулайка выросла, уже большая стала. Погостили пару дней и дальше на конях прошли по той дороге, по которой в 1916 году мы шли. Нашла могилы отца и мамы, а места где оставались тела сестры и братьев приблизительно определила, тогда все было покрыто снегом и льдами, а в июне, когда мы с мужем поднялись наверх, там было все зеленое и видели людей, которые пасли овец. Нашла я тот большой камень, за которым мы с Арманом прятались от пурги. Там и поставили небольшой знак, которого мы привезли с собой, его изготовили из металла, в виде треугольника, посередине которого было изображение солнца, как в амулете бабушки.
Мне было от воспоминаний тех дней было так плохо, что Жоош и быстро заставил вернуться обратно вниз. Так мы съездили в Чон-Ашуу и Энильчек.
Когда Ленин умер, я особенно много плакала.
Жоош удивлялся этому и говорил мне:
- Ты так плачешь, как будто умер твой отец.
- Он для нас кыргызов больше чем отец, вот ты не был в Китае, поэтому не знаешь. Я, благодаря Ленину осталась живой, увидела обратно родную землю и вернулась домой, - говорила я.
Это был тоже один из самых трагических дней в моей жизни. Это было 21 января 1924 года. Я еще долго в день смерти Ленина оплакивала его, как кыргызы оплакивают самых близких. Многие кыргызки удивлялись, узнав об этом.
Затем началась сталинская коллективизация. Деревня Кара-Ой стала колхозом «Новый путь». Я перешла работать в колхоз и теперь легче стало работать. Потом родился у нас с Жоошем долгожданный первый сын.
У кыргызов, ещё до рождения ребенка беременную женщину всячески оберегали от тяжёлых домашних забот, запрещали выходить за пределы аила без сопровождения, всякими магическими действиями оберегали от нечистых сил и злых духов. Для предохранения от них, беременная женщина прибегала к разным амулетам. Для оберега беременной женщины от злых духов во время родов в юрте днём и ночью горел огонь. Около очага клали нож остриём к двери. На решётчатый остов юрты — «кереге», над головой женщины вешали заряжённое ружьё. Эти предметы, по поверью, отпугивали и отгоняли злых духов и вредоносные силы от будущего ребенка.
Отчасти много из этих обрядов и я делала. Затем, когда родился ребенок пришла мама Жоош Аксулуу апа (мама) и по обычаю дала первую пищу новорожденному топленое коровье масло — «сары май», которое ему давали сосать, затем надевала первую рубашку — «ит койнок» — собачья рубашка. Её шили из лоскутов белой ткани, взятой из белья у старого человека или у многодетной уважаемой старой женщины. Эту рубашку иногда сначала надевали на собаку (прикасаясь к его туловищу), а затем на ребёнка, отсюда её название.
Все эти действия связаны с поверьем «ырым»: прожить долгую и счастливую жизнь, быть здоровым и выносливым...
Особое значение придавали наречению имени — «ат койуу». По обычаю женщина не давала имя ребёнку. Эта миссия предоставлялась уважаемому человеку в деревне или «азанчы», кто зазывает прововерных на молитву или тому, кто первым увидел новорожденного.
Я, к удивлению многих, право дать имя новорожденному предоставила моему крестному отцу дяде Дмитрию. Хорошо, что муж Жоош поддержал в этом вопросе меня. Я их очень уважала, они меня вырастили как родную дочь. Поэтому я пригласила дядю Дмитрия и тету Клаву, чтобы они дали имя моему первому ребенку. При наречении имени новорожденного, то ребенка внимательно осматривали, обращали внимание на характерные черты и после этого давали имя, которое должно было соответствовать ребёнку. Родственники возмущались, что мы даем это право русским.
Они назвали ребенка Гуроном (говорили, что это означает мужественный, сильный). Потом все кыргызы удивлялись, что это за имя Гурон, тогда это было непривычное имя для кыргыза. Слово «курон» на кыргызском означало «коричневый», все смеялись.
- Могли бы назвать белым или черным, в крайнем случае желтым, а что за цвет коричневый, что он у вас коричневый? - смеялись все.
- Вроде нормальный беленький, странно что так назвали, удивлялись многие посмотрев на ребенка.
Истинное имя нашего ребенка не воспринимали многие, особенно старые люди, потом они все время называли его Куроном.
Потом мы часто ходили в гости к Дмитрию и Клаве, Серафиме, иногда они приходили к нам.
Мои родственники иногда так и спрашивали:
- «Орус ата-энен журобу», то есть, как там твои русские папа и мама?
Все было хорошо до тех пор, пока в нашу судьбу не вмешались опять же наши родственные отношения и обязанности.......
Часть вторая
Жизнь Айсары в советское время
Во времена Первой мировой войны, с прекращением поступления из Турции опия, а из Германии - морфия, царское правительство России для нужд фронтовой медицины было вынуждено в 1916 году начать сеять опийный мак на Дальнем Востоке и в Туркестане - климат благоприятствовал. И в Семиречье, главным образом в Иссык-Кульской котловине, были собраны первые 26 тонн опия-сырца. В 1917- году посевы и заготовка опия-сырца были сосредоточены в Кыргызстане, входившему в Семиреченскую область. А к 1928 году отечественный опий уже полностью обеспечивал потребности СССР, часть даже шла на экспорт.
Так в нашем колхозе «Новый путь» тоже начали выращивать опий-сырец. Колхозные маковые поля располагались, как правило, неподалеку от деревни. Выращивание опийного мака являлось одной из наиболее трудоемких работ. Сначала в первые годы все было вручную, а затем с появлением техники, кроме пахоты, сева, культивации и сбора созревших головок мака на семена, а все другие операции производились вручную. Обычно, с пяти-шести часов утра начинался сбор опий-сырца, который повисает на надрезах в виде коричневых капелек. Сбор производили специальным инструментом — «апийим кыргыч», напоминающим кривой нож, в кружки («кокозо»), подвешенные к поясу. Сразу же после сбора со своего участка всего сырца, выступившего с надрезанных накануне головок, колхозники сдавали продукцию бригадиру, который принимал ее по весу. Сдача опий-сырца заканчивалась к двенадцати часам дня. Сбор опий-сырца длился в общем около месяца. Наибольший выход опия-сырца бывали на пятый день сбора и следующие за ним семь дней. В эти дни лучшие сборщицы собирали по одному килограмму опий-сырца и больше. Во время сбора опий-сырца большой ущерб приносила дождливая погода и холодное утро, когда выпадает роса: выступивший опий смывался влагой. При правильной умелой резке одну головку можно было надрезать до восьми раз. Это стало одним из источником заработки колхозников.
Вместе с тем появились дополнительные проблемы, начали расти преступления, связанные с контрабандой опия. Уже в начале сева опий-сырца, стоимость одного «кадака» (около 400 г) опия приравнивалась стоимости 10 овец, это в 1917-1920 годы. Потом его стоимость все время неуклонно росла.
В связи с контрабандой его в Китай, в 1920 году опий объявили государственной монополией, а наркотрафик - опаснейшим из государственных преступлений. Карательные органы получили право применять к совершившим его лицам даже "внесудебную расправу вплоть до расстрела".
Появились также фальсифицированные опии, например, было задержано с фальсифицированным опием 18 человек в одном из колхозов Иссык-Куля, привлеченных к уборке урожая. Так начался счет "наркосудимостям". В опии-сырце, которые преступники фальсифицировали, оказались обычно, обильные примеси глины, вареного урюка, желтка куриных яиц и растертой коровьей печени. Стало известно, какой урожай собрали фальсификаторы с закрепленных за ними плантаций. Затем опий продавался тянганах(притонах), тайно в действовавших в Дунгановке, Кузнечной крепости, Кызыл-Аскере и некоторых других районах столицы Кыргызстана Фрунзе (бывшее название современного Бишкека). Из Ташкента, Байрам-Али, Мары, Алма-Аты приезжали оптовики-скупщики, спекулировавшие опием, который как и в прежние, дореволюционные, годы возили в Китай, Афганистан. На какие только ухищрения не шли преступники, глотали самодельные капсулы, вплетали в косы, вшивали в одежду, накрепко привязывали к хвостам специально принесенных с собой кошек...
Бывало, чтобы выполнить план, поля прочесывали специальные собаки (бедных животных прикармливали опием). Кинологи только успевали извлекать закопанные до конца сезона стеклянные банки и кружки, наполненные окаменевшей "маковой слезой"... И на какие только ухищрения не шли контрабандисты, чтоб провезти добычу сквозь многочисленные посты-заслоны!
Но, больше чем на взятки (хотя и их хватало), матерые наркопрофи рассчитывали на хитроумные тайники, схроны. Был даже дикий случай, в конце 1960-х была взята преступница, провозившая опий ... в выпотрошенном трупике новорожденного!
Опий-сырец сеяли во многих районах северного и южного побережья Иссык-Куля. Говорят, что многие «склады» были выкопаны уже после 1973 года, когда прекратили выращивание опия-сырца на Иссык-Куле.
Вот в такую заваруху с наркопреступлениями в нашей деревне и попал мой муж Жоош. В деревне то и дело случались разные случаи с опий-сырцем, но до судов дела не доходили и никого не арестовывали. Многим местным колхозникам тогда и в голову не приходили воровать опий в больших количествах. Очень редкие были случаи, когда ловили за руку преступников. Милиция время от времени проводила рейды на случай выявления наркоторговли.
Жоош стал жертвой случайности, которая стоила ему жизни. Однажды я была на работе, его одна родственница из деревни, Калиман позвала его из дому. Жоош хорошо знал ее, она была из его родственной группы. Она попросила его помочь отвести тушу барана в дом другого родственника Борбуш, на краю деревни. Жоош не мог отказать Калиман, тем более она была старше его и он часто помогал этой одинокой родственнице.
Жоош не любил ходить в дом Борбуша и не общался с ним. Борбуш имел нехорошую репутацию в деревне, он пьянствовал, крал чужое добро. Но он тоже был из одной родственной группы, то есть был близким родственником.
Калиман нагрузила на плечи Жооша тушу в мешке и сказала:
- Здесь туша барана, отнеси, пожалуйста, в дом Борбуша. Вчера зарезали одного барана, Борбуш хочет поминки по отцу устроить.
Вот в этой туше оказался опий-сырец, который его родственники пытались продать. Борбуш собирался везти тушу на базар и там сдать кому-то из наркоторговцев. Ничего не подозревая, Жоош попер тушу нашпигованную опием-сырцем в дом Борбуша.
Но в это время, то ли случайно, то ли по наводке нагрянула в деревню милиция и задержали Жооша с этим «грузом». Милиция арестовала его и засудили за наркоторговлю вместе с его родственниками.
Тогда было очень строго насчет наркоторговли. Как бывает иногда и у кыргызов, подставили его свои же родственники. Я оставляла сына у родителей Жооша и сама ездила сначала в Чолпон-Ату в волостной центр, потом в Каракол, куда Жооша перевели и там же состоялся суд.
Куда только не бегали, кого только не просили, ничего не помогло. Такие суды тогда быстро решались, даже за деньги никто не хотел помочь.
Жоош говорил всем на суде:
- Я не знал, что в мешке. Калиман эже(сестра) попросила меня отнести в дом Борбуша.
А Калиман говорила тоже на суде, что она с Борбушем планировали и что Жоош случайно оказался замешанным.
Но это такой, показательный суд был!
Чтобы показать всем колхозникам, что воровать опий-сырец нехорошо и последует за этим тюрьма, суд лишил свободы всех участников операции «туша барана».
Я от отчаяния стала просит свой амулет и духов его бывших хозяев, чтобы помогли Жоошу, но ничего не помогло. Я поняла, что мой амулет помогает только мне в случае опасности для моей жизни или для амулета, в других случаях он не помощник.
И загремел Жоош на два года. Посадили его в тюрьму в Каракол. А Калиман и Борбуш получили по пять лет.
После оглашения приговора я возмущенно говорила:
- Несправедливо осудили моего невиновного мужа. Почему нет на скамье подсудимых главных заказчиков опия, почему их не можете поймать и засудить? Я буду оспаривать приговор, напишу письмо Сталину.
Действительно, засудили тех, кто доставал наркотики, а кто заказывал, кто платил им деньги за наркотики, их на скамье подсудимых не было.
Затем, не прошло и месяца, как кто-то убил Жооша в тюрьме. Я сидела на работе. Пришел к нам в контору молодой милиционер и сказал мне:
- Айсара Ратбекова, вам надо выехать в город Каракол, там что-то с мужем вашим в тюрьме, сказали срочно.
- А что случилось? - спросила я.
- Я не знаю, поверьте мне, - ответил милиционер.
Я быстро решила свои дела и выехала в Каракол.
В тюрьме мне сообщили, что кто-то ночью убил Жооша. Начальник тюрьмы сказал, что идет расследование и по результатам будет видно, как умер мой муж.
Было непонятно, за что убили Жооша. Он же был спокойным и особо ни с кем не конфликтовал. По словам начальника тюрьмы, вроде Жоош повздорил с кем-то и какой-то преступник его зарезал. Вот так трагически сложилась судьба моего первого мужа Жооша.
Потом мне стало понятно, за что его убили. Скорее всего, его убила наркомафия, чтобы я не жаловалась куда-нибудь насчет его освобождения, как говорится, "нет человека и нет проблемы". В то время наркомафия была сильная, она подкупала и милицию, и суды, и власть имущих.
Я уже не стала бы жаловаться, добиться справедливости ой как было бы тяжело. Но я сломя голову, злясь на власть, ничего не добившись от местных властей, хотела уже поехать в столицу республики, чтобы добиваться правды.
Когда мне выдали тело Жоош, то я не знала что делать, по дороге домой я выплакала все слезы.
Так мой муж стал жертвой кыргызских родственных отношений и наркомафии.
Хорошо, что родственники не только подставляли, но и помогали. У кыргызов проявлялись самые лучшие, благородные черты народа и родственников во время похорон: сопереживания, общее состояние траура. Но обычно на похоронах, все родственники чётко и своевременно исполняли свои функции: кто-то отвечал за оповещение, кто-то за приём и расположение гостей, кто-то за приготовление еды и т.д., общее руководство осуществлялось советом из ближайших родственников покойного.
Если возникали какие-то ссоры во время похорон, то решения их оставляли на после похоронное время. Проявление дурного характера, заносчивости, конфликтности, безучастия в мероприятиях считалось актом неуважения к памяти покойного, такой человек немедленно отстранялся от похорон. На похоронах обязаны были участвовать все родственники, где бы они ни находились. Это было данью уважения памяти покойного. Никакие причины не могли служить оправданием отсутствия кого-либо из близких покойного.
Основное бремя расходов — «чыгым» — на похороны ложилось на близких родственников и сородичей, а также на сватов — «кудалар». Каждая группа родственников привозили с собой в обязательном порядке какое-то количество скота «кошумча». В результате материальное положение семьи покойника не ухудшалось. Поминальный цикл у кыргызов состоял из трёхдневки — «үчүлүгү», семидневки — «жетилиги», сорока дней — «кыркы» и годовщины — «аш». Последним завершался траур по покойнику.
Вот так и похоронила мужа Жооша. Я осталась с сыном Гуроном, ему было тогда семь лет. Потом так получилось и меня чуть не убили.
Однажды под вечер сидела одна дома и вдруг постучили в двери. Сын был у родственников. Я думала, пришел сын и открыла двери. Вломились к нам в дом двое мужиков.
- Это вы, Айсара? - спросили они.
- Да, а что, кто вы такие, что вам нужно? - спросила я.
И вдруг один из них неожиданно выхватил из кармана пистолет и направил в мою сторону.
- Мы пришли предупредить, если будешь жаловаться насчет мужа, то пристрелим тебя, поняла? - строго сказал один.
Тут я от испуга сильно вскрикнула и побежала в сторону огорода. Он что-то замешкался, пистолет дал осечку и не выстрелил, он быстро-быстро начал нажимать на курок, но ничего у него не получилось.
Голос в ушах подсказывал:
- Беги в сторону соседа, кричи.
Я уже бежала в сторону дома соседа и кричала во всю силу. Они побежали за мной, поняли что с пистолетом ничего не получится.
Уже слышу, соседи вышли с криками:
- Ой, Айсара, что случилось?
- Меня хотят убить, держите их,- кричала я.
Общими усилиями люди стали догонять убегающих нападавших и скоро их скрутили. Нападавшие оказались людьми из одной банды, наркомафии, которые и убили мужа Жооша. Это потом мне в милиции сказали. Потом их судили и посадили их и еще нескольких членов банды на различные сроки. Благодаря амулету, я осталась жива, поймали членов наркомафии. Долго думала, я слышала или не слышала опять голос, похожий на голос бабушки, который спас меня. Хорошо, что я побежала к соседям и люди поспели.
Очень сильно морально поддержали меня тогда все те же дядя Дмитрий и Клава. В это сложное время, я с сыном некоторое время жила у них, боялись дома оставаться. За это я им очень благодарна.
Я тогда все еще работала в конторе колхоза. Сын начал учиться в школе. Через лет пять после смерти мужа как всегда мои родственники начали, особенно женщины постарше, искать мне нового мужа. Они ничего не слушали. То шутя, то всерьез говорили, пора бы мне подумать о замужестве.
- Сидишь ты каждый вечер возле своих деревьев и не скучно и одиноко тебе? Прошло уже пять лет со дня смерти Жооша, пора думать о новом замужестве, что собираешься всю жизнь теперь жить с сыном? - говорили мои замужние родственницы и ровесницы.
А эти деревья, серебристые тополя, посаженные мужем Жоошем стали уже большими. Я помню, как мы с Жоошем посадили в конце огорода эти тополя. Никто уже, кроме меня в селе не знает, сколько лет этим тополям. Тогда в тридцатые годы они чуть поменьше были, сейчас вот их стволы и крона стали такими большими, что два человека держась за руки только могут обхватить. А высота вон какая стала и ветки так разрослись, что тень от тополей занимает половину огорода. Прохожие всегда с опаской проходят рядом с тополями, боятся, что они могут упасть. В районе возможного падения этих тополей сейчас ничего не сажают. Тополя настолько стали высокие и огромные, что они сейчас видны с любой точки села.
Раньше молодежь любила здесь встречаться. Тут еще была скамеечка, которую кто-то сломал, потом ее кто-то вообще утащил к себе. Потом опять поставили такие скамеечки, которые невозможно было утащить. А так днем и ночью здесь всегда было прохладно. Во всем селе знали легенду про эти тополя, поэтому никто не осмеливался тронуть даже ветки тополей. Всем, кто спрашивал про эти тополя, почему они такие огромные, тогда местные обязательно расскажут эту легенду.
А история этих тополей была такая:
В те времена, в начале 1920-х годов советская власть только начинала укрепляться в Прииссыккулье, на местах все еще пыталась сопротивляться бывшая феодальная власть. И в Кара-Ой были только начаты попытки организовать общие хозяйственные объединения артели. Была полная неразбериха, новая власть до конца не установила свои порядки, а старая власть еще пыталась править по своим законам.
В основном народ жил тогда очень бедно. Отношения с русскими жителями и кыргызами только начали налаживаться после событий 1916 года. Еще были случаи стычек на индивидуальном бытовом уровне между коренными жителями и русскими переселенцами.
Я тогда только недавно вышла замуж и мы с Жоошем жили у меня дома. Однажды мой родственник и спаситель Арман пришел к нам домой, поговорив о том и о сем, он сказал:
- Эй, молодожены, я тоже хочу жениться, смотрю на вас, как вы здесь мило живете и завидую, мне бы такую невесту, как Айсара, - смеялся он.
- Ну давай дерзай, как у тебя там с Жаркынай, говорят у вас там большая любовь, об этом все говорят, - сказала я.
- И ты знаешь, мы думаем, что мы так скрытно ходим, что никто не знает. Оказывается и ты знаешь, поэтому если вы разрешите я ее украду и приведу к вам домой, - смеялся Арман.
- Попробуй, нам то что, место найдем, - сказала я.
Я знала, что он любит дочку местного манапа Алыбая Жаркынай, все знали об этом.
Арман стал красивым джигитом, он и работал у Алыбая пастухом. Он был еще душой любой компании, хорошо играл на комузе и пел. Он очень был сильным, всегда на тоях(торжества) выигрывал призы по борьбе куреш (вид борьбы). Частенько выигрывал и аламан-байге(большой приз) на ат-чабыше (конние гонки) на различных мероприятиях. Все девушки деревни были влюблены в него. Жаркынай тоже любила его. Алыбай, хотел выдать замуж Жаркынай, за сына Ороз бия Кобогона. Арман и Жаркынай часто встречались, несмотря на запрет родителей Жаркынай. Но когда день свадьбы Жаркынай и Кобогона был назначен, они решили вместе убежать. Арман хотел спрятать Жаркынай у нас дома и потом увезти ее к дальним родственникам далеко на Сон-Коль, в горы.
Я совсем не ожидала, когда Арман и Жаркынай пришли к нам домой вместе. Я думала, что тогда Арман просто пошутил, оказывается все это серьезно.
- Ну что ты обомлела, ты не знаешь, что в этих случаях делают? – спросил, смеясь счастливый Арман.
- Ася, давай неси белый платок, - приказал Жоош.
Кыргызы первым делом надевали на голову невесты белый платок — «ак жоолук». Белый цвет у кыргызов символизировал чистоту, счастливый путь, счастье и чистые помыслы.
Я надела белый платок на голову Жаркынай. И они стали с нами жить, прятались от всех, выходила Жаркынай на улицу только ночью. Мы жили в одной комнате, в другой они. Мы слышали, что родственники Алыбая ищут Жаркынай. Когда они прижали Армана, то он отрицал, что он украл ее и затем как ни в чем не бывало ходил. Арман собирался через пару дней уже уехать с ней далеко, далеко.
Но в маленькой деревне тайное быстро становится явным. Кто-то донес все- таки. На третий день, когда Арман и Жаркынай прятались у меня, пришли джигиты родственники Алыбая и он сам. Алыбай был злой и агрессивно настроен.
- Как ты посмел украсть мою дочку, томояк, (босяк) и, наверное, уже обесчестил ее, джигиты убейте его, он опозорил мою кровь, я еще покажу, кто здесь хозяин! - кричал Алыбай.
Несколько джигитов набросились на Армана и начали бить его, кто камчой, кто ногами. Я бегала между ними и просила Алыбая пощадить Армана, но меня тоже ударили несколько раз камчой.
- Это ты укрыла этих позорников, мы тебя тоже убьем - кричали родственники-джигиты Алыбая.
Пока джигиты Алыбая били Армана, Жаркынай закричала:
- Отец, если ты не остановишь эту бойню и не разрешишь мне уйти с Арманом, я никогда не буду жить с сыном Ороз бия и я все равно умру.
- Я тебе, бесстыдница, никогда не позволю выйти замуж за этого голодранца Армана или я заставлю стать женой Кобогона или всю жизнь будешь у меня дома сидеть как собака дворовая, - кричал отец.
Пока пришли люди с улицы, подошли родственники Армана, джигиты и родственники Алыбая сильно побили Армана и потащили его на конец огорода. Все двинулись за ними. Арман лежал, потом один из родственников Армана послушав его закричал, что Арман не дышит и что он умер.
Все отступили, тогда Жаркынай вышла на середину, неожиданно освободившись каким-то образом от державших ее джигитов:
- Прощай, любимый Арман, и прощайте все,- закричала Жаркынай и убила себя небольшим кинжалом, который оказывается был у нее наготове.
Так трагически сложилась судьба Армана и Жаркынай, история беcподобной любви простого пастуха Армана и дочки манапа Жаркынай. Их похоронили в один день и рядом на местном кладбище.
Тогда в верней части огорода росли тополя, мы с Жоошем взяли и обрезали две молодые ветки и посадили рядом с домом эти ветки как саженцы. Потом начали ухаживать за ними, огородили их, чтобы не съели коровы или козы. Эти два тополя мы назвали в честь Армана и Жаркынай. Что повыше чуть-чуть был Арманом, а пониже Жаркынай. Со временем они стали расти все выше и выше. Причем выросли склоняясь друг другу, как влюбленные Арман и Жаркынай, а потом когда выросли ветки, то стали как обнимающиеся влюбленные Арман и Жаркынай.
Вся деревня знала это место, как место смерти двух влюбленных людей и всегда почитали их память и здесь читали молитвы в их честь и упокой. Потом здесь Жоош поставил скамеечку и мы сидели и отдыхали, а соседские дети играли здесь же.
Влюбленные в деревне любили встречаться в тени этих тополей в жаркие дни и на вечерней прохладе под шелест листьев или во время дождей.
Они так и назначали встречу:
- Встречаемся вечером после захода солнца на Арманжаркынай.
То есть соединяли два имени и говорили о месте встречи. Местные понимали все это. А вот приезжие не понимали о чем речь идет.
Зная обстоятельства посадки этих тополей и их историю, никто не осмеливался трогать их. Не трогали их даже в трудные военные годы, когда не хватало дров зимой.
Был случай, во время Второй мировой войны, когда с дровами зимой было туго, один местный житель хотел срубить ветки тополей для топки. Он забрал ветки тополей, но вскоре заболел и умер.
Тогда все говорили, что он умер от кары духов Армана и Жаркынай. После этого уже никто не осмеливался трогать тополя. Даже потом, кто-то хотел увековечить свое имя и написать что-то на стволе тополей, но у них это не получалось. Даже если они и начали вырезать что-то, то ранили себе руки и испугавшись переставали.
На густых ветках теперь огромных и высоких тополей много гнезд птиц, которые время от времени падают вниз на землю после сильных ветров. Однажды упал на землю целый склад белок. Орехов только собрали два ведра.
И до сих пор эти тополя гордо возвышаются над большим селом, соревнуясь высотой с местной мечетью.
Все еще молодые влюбленные села назначают встречу под Арманжаркынай и просят благословления духов Армана и Жаркынай на поддержку их любви.
Так вот мои родственницы и ровесницы доставали меня предложениями, выдать меня замуж за кого-то. А вообще, те, что мне нравились, были женатые, те которые не нравились, то с ними особого желания общаться не было.
Иногда подружки говорили шутя:
- Ты хоть с кем-то переспи. Сколько можешь так ходить? Ты же не монахиня какая-нибудь, не уродка. Если ты сама захочешь, то мужики прибегут - смеялись они.
Время шло, никто не прибегал, никому и я не побежала. Но обстоятельства сложились так, что вскоре я влюбилась сама.
Однажды весенним утром собиралась на мельницу отвести на арбе несколько мешков пшеницы, обмолотить. С Гуроном с трудом погрузили мешки и поехали в сторону речки. Там у нас наверху протекала небольшая речка и была колхозная мельница. На мельнице работали русские и один кыргыз по имени Курман. Когда мы подъехали к мельнице, Курман стоял на улице и курил. Он увидев нас понял, что мы собираемся молотить пшеницу и помог нам выгрузить мешки на землю. Он был в рабочем халате, белый от пыли пшеницы и муки. На голове была старая кепка, тоже уже белая. Сам он был высокого роста, смуглый и большими глазами. Руки были у него жилистые и сильные. Я его раньше встречала, так здоровались, проходя мимо и все. Он был нашим ровесником, может на год или два старше меня.
- Сколько? Так, четыре мешка, я все сделаю, завтра можешь забрать Ася, сейчас сам взвешу, - сказал он.
- Спасибо вам, Курман байке (брат), а завтра когда можно подъехать - спросила я.
- Можете вообще не приезжать, если кто-то поедет в деревню с мукой, тогда я отправлю вам сам - ответил он докуривая свои папиросы.
- Потом мне скажете, сколько чего, - сказала я.
- Конечно, дорогая, - ответил он улыбнувшись.
На следующий день кто-то привез муку к нам домой и выгрузили.
- Курман байке ничего не сказал насчет расчетов за муку, - спросила я.
- Нет, он ничего не сказал, просто попросил, чтобы мы привезли и помогли выгрузить, - ответили они.
Я не знала что делать, поехать к мельнице или ждать, когда он сам придет и скажет, решила отправить Гурона .
Но из моей головы не уходили воспоминания, как Курман выгружал своими сильными руками мешки, как он говорил, как он улыбнулся мне.
Мне даже приснилось , как будто мы с Курманом лежим обнявшись. Затем он сильно обнял меня своими мощными волосистыми руками. Потом улыбаясь рассказывал мне что-то интересное. Он начал меня целовать, а я начала целовать его сильные руки и потом я неожиданно проснулась.
Вскоре Гурон вернулся и сообщил, что Курман байке сказал, что ничего не надо, он просто помог нам.
Потом навела справку о Курмане, многое узнала потихоньку и у подружек, которые знали обо всех в деревне.
Да он был на два года старше меня. Родители его умерли рано, есть у него брат, который жил где-то. Женился Курман на кыргызке из другой деревни, которая умерла от какой-то болезни. Жена ему не родила, хотя жили более пяти лет. Сейчас не женат, с женщинами неохотно общается, в каких-то связях с женщинами замечен не был. Живет он в семье двоюродного брата. Работает на мельнице уже второй год с двумя русскими. Вот и вся информация, которую я разузнала.
Я вспоминала, подружки как-то говорили про него тоже, когда они начали рассказывать за кого меня можно выдать замуж.
- Вон мельник Курман есть, такой справедливый, честный, сильный мужчина, грамотный к тому же, только он какой-то ближе к русским стал, больше с ними общается, может он на русской женится, - смеялись они.
Мне как-то неудобно было бесплатно молоть пшеницу. Поэтому поехала на мельницу поговорить, и решить вопрос оплаты, обычно кто молол, тот оставлял часть муки как оплату за работу. Была поздняя осень и на мельнице работа кипела. Я позвала через одного русского работника Федора Курман байке.
- Я пришла оплатить за работу, - сказала я, поздоровавшись,- Сколько же я должна?
- Ну что ты, я же сказал твоему сыну, что ничего не надо, я тут оставил немножко муки как оплату, - засмушался он, предварительно поздоровавшись.
- Мне, кажется, вы обманываете, вы честно скажите, - не отставала я.
- Ну, хорошо, честно скажу. Это я оплатил, в качестве помощи вам, не надо ничего вносить, будьте здоровы, - он повернулся и пошел обратно на мельницу.
- Спасибо вам большое, может я вам тоже как-нибудь, понадоблюсь, - сказала я вслед.
- Не стоит благодарности, - ответил напоследок он.
Жалеет он просто меня, мать одиночку, воспитывающую сына, подумала я.
Зимой мы с ним неожиданно встретились в доме Дмитрия и Клавы. Я часто их проведывала. Однажды пришла к ним домой, а там Курман сидел с мельником Федором. Они отмечали праздник старого Нового года, я хотела обратно уйти, но тетя Клава не отпустила. Сидели, ели, мужики пили самогонку, мы с тетей Клавой вино самодельное домашнее. Во время разговоров, опять подняли мой «вопрос».
- Ася, что ты одна ходишь? Вот готовый кандидат! Поженитесь, у вас получится хорошая пара, ей Богу!- засмеялась тетя Клава, показывая на Курмана.
- Почему бы и нет, она мне нравится, я за! Вот она может и против, - сказал, осмелевший, после самогона Курман.
- Что вы так сразу, я еще подумаю, - пококетничала я.
В общем, все вместе вышли от Дмитрия и Курман меня проводил до дому и под тополями Арманжаркынай еще долго говорили, сидя на скамеечке. Сидели и разговаривали, как на свидании.
Договорились встретиться здесь же в позднее время, когда здесь никого нет и на следующий день.
Мы свои отношения от всех скрывали, особенно я скрывала от сына, я не знала, как он будет реагировать, когда узнает об этом.
Но напрасно оказывается, я переживала. Однажды, когда в очередной раз Курман пришел к нам домой, он неожиданно для нас вышел к тополям и сказал:
- Что вы как голуби воркуете тут в холоде, зашли бы домой.
Он значит, давно замечал и видел не раз нас вместе. После этого стали встречаться уже дома. Отношения Курмана и сына были нормальные и они подружились.
Вот так и незаметно для всех родственников и подружек, я нашла второго мужа и вскоре мы поженились в 1940-году.
К сожалению, мое счастье во вновь начавшейся семейной жизни длилось недолго. Только родился у нас сын, началась Великая отечественная война.... Курман назвал сына Чагатаем, в честь внука Чингиз-Хана
В то время я работала в конторе колхоза «Новый путь» в Долинке, бухгалтером. Начались суровые и трудные дни войны. Многие мужчины из деревни ушли на фронт. Курмана что-то не вызывали в военкомат. Я уже начала думать и надеется, что может его не тронут и не вызовут, может пронесет.
Все работали в колхозе, стар и млад. Всё отправляли на фронт, в магазинах ничего не было. Хорошо, что Курман начал делать запасы угля, дров, продуктов. Этому он научился у своих русских коллег, мало кто из кыргызов, заготавливал запасы как Курман.
- Если меня заберут на фронт, то будет у вас что кушать, чем отапливаться -говорил он.
Вскоре мои надежды рухнули, не пронесло и Курмана вызвали на фронт.
Ему было 37 лет и его забрали в 1942 году. Как раз в том году были «мучол жыл» у Гурона и у Курмана. У кыргызов существовал собственный календарь из двенадцатилетнего цикла, обозначаемый названиями животных. Каждый цикл из двенадцати лет кыргызы называли «мучол». При подсчёте первого двенадцатилетнего цикла добавлялся один год внутриутробного периода жизни ребёнка, т.е. «бир мучол» — 13 лет, «эки мучол» — 25 лет и т.п. Дни рождения отмечались, по обычаю, только в годы завершения 12- летнего цикла (в 13, 25, 37 и т.д.). В первый раз 13 лет, «мучол» отмечали торжественно, резали барана, приглашали родственников, друзей. Имениннику в этот день надевали красную рубашку и давали напутствия.
У кыргызов существовало поверье, что в год «мучол» в организме человека, происходят изменения, он может сильно заболеть.
Провожали Курмана на железнодорожной станции в Балыкчы, я ему надела красную рубашку. На обратном пути всю дорогу плакала, Гурон меня успокаивал:
- Не плачь, мама, скоро он вернется живой, вот увидишь.
Вскоре из фронтов Великой отечественной войны жители моей деревни стали получать похоронки.
Через год получила похоронку и я. Курман погиб на фронте в битве за Сталинград. Но до сих пор я не знаю как и многие, где точно он погиб и где его могила.
Старшему сыну Гурону тогда было 15 лет, младшему сыну Чагатаю всего 2 годика. Теперь я осталась с двумя детьми.
На фронт отправились тогда все мужчины от 18 до 45 лет. Старший сын Гурон повзрослел и работал в колхозе.
Все удивлялись именам моих сыновей, тогда эти имена были очень редкие, точнее их почти не было среди кыргызов.
- Где ты нашла такие имена? - удивлялись люди.
Младшего покороче стали звать Чага, это Гурон начал так звать его.
Осенью все работали на поле. В конторе никого не оставалось. Надо было до наступления холодов и до первого снега успеть убрать урожай.
Председатель колхоза тоже пропадал на полянах и фермах. Тогда все работали на уборке пшеницы, ячменя, картошки, всех сельхозкультур колхоза. Однажды на поле, когда я жала серпом пшеницу, мой амулет случайно увидела наш суровый бригадир Батмакан. Она была здоровой и крупной женщиной, с сильным характером. Все боялись ее, даже мужики. Никогда не говорила за глаза, ничего не боялась. Работала беспрерывно, всегда на коне, организовывала работу людей. Иногда сама работала с колхозницами.
Вот как-то она работала с нами, было тепло, убирали пшеницу. Мой амулет выпал из выреза платья, она его увидела и видать давно наблюдала за ним .
Сначала она строго спросила:
- Это что у тебя за медальон немецкий, вражеский со свастикой, а?
- Это не медальон, просто амулет такой древний, мне еще от моей бабушки достался, - сказала я.
Я спрятала амулет обратно, но Батмакан не успокоилась.
- А ну-ка, дай сюда свой фашистский амулет! Это что тебе муженек выслал с фронта? - начала громко кричать она.
Ее слова сильно разозлили меня.
- Что ты говоришь?! Разве Курман мог такое выслать? Я же говорю, бабушкин амулет! – в ответ закричала я.
Батмакан ничего не слушала и с помощью женщин отобрала мой амулет. Теперь я начала ругать ее за такой поступок.
- Зачем вам чужой амулет? Чтобы ваши руки отсохли! - злилась я.
- Завтра сообщу в НКВД (Народный комиссариат внутренних дел), будешь ты у меня еще ругаться, - заявила она.
Села на своего коня и ускакала по своим делам.
Я не знала что делать, все начали меня успокаивать и отговаривать меня, чтобы я ничего не делала и не говорила против Батмакан.
- Подумаешь, безделушка! Забудь про него и работай, не надо равняться с этой Батмакан, она же сожрет тебя.
Все знали, что если Батмакан что-то задумала, то обязательно добьется.
Вечером, после работы я не выдержала и пошла к Батмакан домой.
Она сначала не хотела со мной даже разговаривать. Но я все таки добилась и уговорила ее меня послушать. Я объяснила и выложила свои доводы насчет амулета. Основной мой аргумент вроде подействовал на нее.
Я ей сказала:
- Батмакан эже (сестра), вы внимательно посмотрите амулет. Во первых, не похожи эти рисунки на немецкую свастику (Сва́стика (символ свасти от санскр. — приветствие, пожелание удачи, благоденствие) — крест с загнутыми концами («вращающийся»), направленными либо по часовой стрелке, либо против неё. Свастика — один из самых древних и широко распространённых графических символов. У свастики как символа много значений, и у большинства народов они были положительны. Так, у большинства древних народов она была символом движения жизни, Солнца, света, благополучия. Свастика отражает вращательное движение с его производной — поступательным и способна символизировать философские категории.В XX веке свастика получила известность как символ нацизма и гитлеровской Германии и в Западном мире стала устойчиво ассоциироваться именно с гитлеровским режимом и идеологией.),
во-вторых, если вы заберете амулет и отдадите кому-нибудь, то вас в первую очередь постигнет кара хозяина этого амулета, и вы умрете или погибнете от его проклятия, так говорила мне бабушка Мариям, когда передавала этот амулет.
Батмакан не слушала и была непреклонна. Она буквально вытолкала меня из дома:
- Не надо мне тут байки рассказывать! Сказки будешь рассказывать в НКВД. На следующий день утром голос похожий на голос бабушки как-будто шепнул мне на ухо:
- Иди к Батмакан, сегодня получишь амулет.
И я с утра пришла в дом Батмакан, чтобы еще раз просить ее отдать мой амулет. Дома дочка вышла и сказала, что Батмакан эже приболела и не может со мной разговаривать. Я решила, что приду вечером. Вечером пришла к ней еще раз, тогда она пригласила меня зайти домой.
Батмакан все-таки была мудрой женщиной, поняла, что она немножко погорячилась и сказала:
- А что ты? Такой крик подняла? Я немножко погодя отдала бы. Вот я заболела и не могу встать. Видать, правда, насчет проклятья амулета. Вот возвращаю тебе твой амулет.
- Простите, пожалуйста, я тоже не выдержала, - извинялась я.
Затем обе посмеялись, потом вместе и поплакали, вспомнив бабушек, мужей ушедших от нас.
- Ты там хорошенько спрячь эту свою железяку. Я то простила, но если кто-нибудь чужой увидит, тебе конец. Посмотри, и впрямь так похожи на свастику эти изображения. Интересно еще знать бы, что написано по краям,- сказала она.
Мне пришлось подробно рассказать ей все, кроме случая с Маликахан. Вот так я сохранила свой амулет и от суровой бригадирши Батмакан. Если бы она мне не вернула амулет, то я даже не представляю, что было бы в доме Батмакан. Несмотря на то, что она была крупной женщиной, я бы нашла, как вернуть свой амулет, я была готова на все.
Но Батмакан слишком поздно вернула мне амулет, она так и не оправившись от какой-то непонятной болезни, спустя неделю умерла.
Я тогда поняла, что она стала жертвой кары амулета. За то, что разлучила его с хозяином амулета. Батмакан стала второй жертвой амулета с того времени, как бабушка дала мне амулет.
Бабушка Мариям говорила, что в ее жизни три человека умерли от этого амулета.
Я начала думать, значит возможно будет еще одна жертва. В ужасе начала думать, кто же будет третьей жертвой.
Затем пережили послевоенные трудные годы. Гурон стал большим джигитом. Он работал беспрерывно, сначала водил трактор, потом пересел на грузовую автомашину. Подрастал и Чагатай. Как-то так получилось, что я не думала женить сына.
Гурон отремонтировал и расширил дом. Теперь у нас был большой дом. Полы настлал деревянные, потолки переделал, крышу перекрыл. Все он делал сам, иногда с друзьями. От дедушки ему передались способности к строительству.
Однажды наша родственница Роза эже подняла у нас дома вопрос.
- Слушай Айсара, сколько лет твоему Гурону? Скоро на него девушки не будут смотреть, может быть женим его?
- Да что-то подзабыли про это, пожалуй, пора. Он молчит и я молчу, может он и не хочет, - сказала я.
- Может он и хочет, просто стесняется спросить. Давай, лучше спросим у него, если есть какие-то наметки, то вперед, - сказала тетя Роза.
И вскоре мы породнились с семьей Алманбета из другой родственной группы деревни, их дочка Алтынай стала нашей невесткой.
Как известно, кыргызы к женитьбе относились очень серьёзно и ответственно, старались по возможности породниться со знатными семьями, родами — «тектуу эл менен». И затем отношения — «куда соек» — родственников жениха и невесты у кыргызов отличаются подчёркнутым уважением и вниманием.
Даже при худших отношениях между сватами принято было протягивать руки помощи «Куданын жаманы суу кечирет» — «Плохой сват поможет на переправе», при трудностях можно рассчитывать на помощь родственников со стороны жениха или невесты.
По обычаю существовали ранние формы сватовства — «кудалашуу», ещё не родившихся детей — «бел куда», и младенцев в колыбеле — «бешик куда». В первом случае, о будущей свадьбе ещё не родившихся детей договаривались преданные друг другу друзья, или совершенно чужие люди, но в самый трагический момент протянувшие руку помощи.
Если по жизненным обстоятельствам женитьба детей не удавалась, то они оставались клятвенными друзьями «анттуу дос», «акыреттик дос». При обычае «бешик куда» — колыбельных сватов — родители будущих супругов друг к другу обращались со словами «куда» — сват, «кудагый» — сваха. Все родственники и аильчане хорошо знали намерения сватов.
Согласно обычаю, родители будущего жениха надевали на уши маленькой девочки серебряные серьги —«сойко салуу». С этого момента другие мальчики не могли претендовать на эту девочку.
А сам процесс женитьбы начинался с того, что делегация со стороны жениха сначала приходили в дом невесты.
Перед процессией протягивали толстую верёвку — «аркан-тартуу», родители жениха вынуждены были откупаться раздачей мелких подарков. В доме отца невесты происходили главные обрядовые действия: специальная женщина открывала привезённые родственниками жениха курджуны (дорожные сумки на коне), через некоторое время раздавали привезённые дорогие одежды родителям, ближайшим родственникам невесты — «кийит».
В это же время происходила ритуальная передача всего выкупа за невесту — «калын». В «калын» входил, в основном, скот, при этом количество голов различных видов скота должен быть по девять — «тогуздан». Это число имело сакральное значение. На девяти деревянных чашках — «тогуз табак» — подносили ритуальные блюда, предметы одежды и мелкие предметы.
В полном свадебном наряде в сопровождении снох и молодух невесту в первый раз показывали родителям жениха — «жуз көрушуу», за что сопровождающие получали подарки. При проводе невесты в аил жениха существовал обычай «кыз узатуу», который сопровождался громкими плачами, причитаниями женщин — «кошок айтуу». Согласно традиции, если девушка выходила замуж, то она навсегда покидала отцовский род, — «чыккан кыз чийден тышкары», девушка вышедшая замуж, как чужая — «кыз башка элдин кишиси», «девушка — человек чужого рода» — говорили кыргызы и провожали её так, как будто в последний путь.
Невестка, по обычаю, не имела права называть по имени родственников мужа — «тергоо», заменяла их другими словами. Этот запрет действовал в течение всей жизни невестки. Даже в глубокой старости женщина в дань уважения не называла имени умерших родственников мужа, за них их имена озвучивали, кто-нибудь из присутствующих, которые их знали. Такие женщины пользовались большим уважением. Вот я тоже родственников мужей, особенно старше меня, не называла по имени. Например, брата первого мужа Жооша звали Козу ( в переводе с кыргызского – ягненок), так я его звала как дословно «дядя – койдун баласы, это по русски – «дитье барана». Или по цвету кожи «сары байке», то есть «рыжий дядя», или по роду занятий, например, «мугалим байке», это означало «дядя учитель».
Иногда, когда кто-то злились на кого-то, но не имели права назвать имени, тогда тоже говорили примерно так, например, «тот лысый дядя» или «глуховатый дядя», «вороватая тетя» и т.п. Ругали, но по привычке не называя по имени.
В отношении невестки тоже существовали обычаи запрета. Помимо запрета называть по имени родственников мужа, она не могла сидеть спиной к родственникам мужа, сидеть с протянутой ногой, резко и громко говорить, ходить с непокрытой головой, босой, избегала прямой встречи со старшими родственниками мужа и т.д. Однако и сами старшие родственники мужа соблюдали особый этикет в отношении к снохе — «келин».
Ритуальное значение имел обычай посвящения огню — «отко киргизуу». Каждая родственная семья приглашали по очереди молодожёнов, знакомила невестку с родственниками мужа, в их честь резали скот, надевали на её голову белый платок — «ак жоолук». Белый цвет у кыргызов символизировал чистоту, счастливый путь, счастье и чистые помыслы.
По обычаю невестка через год посещала аил родного отца — «торкулоо», и находилась там в течение нескольких дней или месяцев. Старались, женить парней на девушках, живущих подальше. Кто женился на рядом живущей девушке, говорили: «Торкуну жакындын тошогу жыйылбайт», то есть «Если дом родителей жены недалеко, то у них всегда не убрана постель дома». Это означало, жена все время будет по разным пустякам бегать в дом родителей и ей некогда будет заниматься хозяйством.
По обычаю, родители невестки приготавливали приданое — «сеп», которое передавали в день свадьбы стороне жениха. В состав приданого входило всё, что необходимо для жизни молодожёнов: от иголки с ниткой до скота. Женщины кыргызки, имеющие дочерей готовили "сеп" за долгие годы до того, как дочки выходили замуж. То есть, собирали "сеп" и никто не имел права трогать этот "сеп", пока не выйдет замуж "хозяйка сепа". В процессе подготовки к свадьбе следили, чтобы приданое по стоимости не было меньше выкупа-«калыма». По этим соотношениям тоже возникали споры и обиды между родственниками жениха и невесты.
В общем все эти обычаи старались выполнить так, как они должны были быть в идеале. Все делалось по возможностям каждой семьи.
Мы тоже постарались, если не полностью, то хотя бы многое соблюсти. Многое в урезанном виде, но все-таки было. Подарки тоже были, но более скромные. Никто вроде не обижался. Хорошо еще, что мы породнились с людьми, которых я знала. Бывали случаи, когда многие обижались на все эти мелочи, то подарки не те дали, то не из тех материалов платья или мало их количество. То есть иногда родственники забывали в пылу азарта получения разных подарков, для чего собственно все это. Некоторые специально, то есть нарочно обижались на некоторое время. Иногда все это превращалось в откровенный торг и обмен любезностями. Но в абсолютном большинстве случаев все заканчивалось благополучно и все были довольны.
Невестка наша Алтынай мне много помогала, и каждое утро кланялась мне три раза, как полагает обычай. Я была довольна невесткой в эти минуты. Несмотря на то, что я говорила, мол уже и не надо кланяться, она все равно это делала в знак уважения.
С появлением невестки в доме, я стала иметь больше свободного времени. Работала все еще в конторе колхоза. Поработала с разными председателями и главными бухгалтерами колхоза. Я же работала бухгалтером, потом стали появляться молодые с дипломами. Теперь нужен был диплом, сказали, "кто без диплома, им нельзя работать бухгалтером". Вот так и меня перевели на другую работу, стала работать кассиром.
Русские, кыргызы и другие нации, все дружно жили. Русские бабки возле дороги начали продавать свои товары приезжим отдыхать на Иссык-Куль. Продавали рыбу, грибы, абрикосы, грушы и многое другое на дороге и на пляже, на берегу озера. Строились много пансинатов, домов отдыха, пионерские лагеря. Иссык-Куль постепенно стал любимым местом отдыха не только жителей Кыргызстана, но и соседних республик Союза, Казахстана, Узбекистана, России.
А у нас, у кыргызов раньше бытовало мнение, что озеро святое, много костей наших предков остались под водой и нельзя купаться в нем и тревожить их духи. Постепенно это забывалось и кыргызы начали купаться и загорать летом на озере. Естественно мы начали во многом повторять русских. Начали отмечать разные праздники, дни рождения, которые раньше кыргызы не отмечали. Эти праздники превращались в застолье на берегу вместе с купанием, особенно если эти торжества проходили летом.
Как-то однажды в начале 1960-х годов, мы отмечали день рождения одной нашей родственницы на берегу озера. Тогда кыргызы только начали купаться в озере Иссык-Куль. Раньше в озере вообще не купались, особенно кыргызки, а женщины кыргызки позже всех начали купаться в озере. Купались в основном молодежь у кыргызов, и то по утрам и ночью, чтобы не дай Бог, кто нибудь из старших не увидел. Русские все и всегда купались и удивлялись, почему мы кыргызы не купаемся.
Мы собрались летом на берегу озера, кушали и пили с друзьями и родственниками, отмечали день рождения нашей родственницы. Вот тогда случайно мой амулет увидел один наш знакомый, местный житель Маматкул. Он был старше нас и был любителем хорошо выпить. Он и тогда был выпившим. Из-за его постоянного беспробудного пьянства от него ушла жена с детьми. Как всегда он начал приставать ко мне.
Когда мы сидели на песке, после недолгого купания и загорали, то он случайно увидел мой амулет.
- Это, что за амулет такой у тебя? А, ну покажи! - начал Маматкул.
Я запрятала амулет, но он не отставал от меня.
Он в последнее время неровно дышал ко мне. Как встретится пьяный, то прохода не давал. Вечером в тот же день он опять появился у меня дома. Конечно, он был как всегда пьяный.
Он раньше был местным зергером(ювелиром) и ему очень хотелось посмотреть, что это у меня на шее.
- Я в селе знаю каждого и все драгоценности каждой женщины. А вот этого амулета я еще не посмотрел, не видел и это не порядок, - говорил пьяный Маматкул.
Когда в очередной раз он начал придираться насчет амулета, то я поняла, что разговор будет долгим и я его пустила домой, чтобы без свидетелей и шума неспеша все ему обьяснить.
- Ну, давай, что ты его прячешь! Как не знаю что. Он там золотой или c бриллиантом? - спрашивал он.
Я ему чай налила и попыталась успокоить:
- Успокойся ты, чай пей, зачем тебе знать чужие секреты?
- А я сейчас так посмотрю! Ты добровольно не покажешь, - он набросился на меня.
Он, то ли шутя, то ли всерьез одну руку положил мне на голову, а другой резко сдернул амулет с моей шеи и начал убегать из дому.
- Я посмотрю и верну, ты посиди, - говорил, выбегая из дому Маматкул.
Я была ошарашена и встала как вкопанная. Этого никак не ожидала от него.
- Догони и оттолкни его, подсказал на ухо голос похожий на голос бабушки.
Я тоже не лыком шита, реакция была хорошая. Догнала его на лестнице и успела его толкнуть.
Маматкул как раз он замешкался у выхода, он искал свои туфли. Я толкнула его в спину, он поскользнулся и упал головой. Ругаясь, он сильно закричал что-то. Затем попытался подняться, но голова сильно наклонилась назад и он опять рухнул. Упал явно неудачно, ударился затылком об край бетонной лестницы.
Я подбежала, первым делом забрала амулет, потом стала поднимать Маматкула. Боже мой, он затрясся сильно, пытался поднять голову, только ругался, прошло немного времени, кровь не останавливалась, и вскоре он умолк. Перетащила его на свет, пощупала пульс, пульса не было. Голова его была в крови. Он был мертв. Я в ужасе задрожала. Долго сидела и приходила в себя.
Дело было ночью. Я надеялась, что никто не увидел, как он пришел ко мне. В селе все знали, какой он пьяница, и я решила утопить в озере тело. При жизни Маматкул ночевал иногда спьяну где попало, поэтому в первые дни вряд ли кто-то будет его искать.
Дождалась, когда село погрузилось в сон, с трудом отволокла тело Маматкула на тачке к озеру, подальше от мест, где люди обычно ходили и бросила в воду. Мне было страшно, все молила бога, чтобы никто не увидел меня. Хорошо, что мой дом недалеко от озера.
Все следы уничтожила, до утра не спала. Его труп только на пятый день кто-то из соседнего села случайно нашел на берегу озера.
Мне кажеться, что второй человек в моей жизни стал жертвой амулета моих предков....
...Вот так и прошла вся жизнь и теперь сижу на скамеечке в тени тополей Арманжаркынай и грею свои старые кости на солнышке, деревянная скамеечка тоже немножко нагрелась. С каждым днем мне все тяжелее выйти и посидеть на скамеечке. Ноги начинают болеть, как только начну опираться на них, чтобы подняться. С трудом, но поднимаюсь и выхожу. Люблю я это место и иногда целыми днями здесь сижу. Здесь же ем, иногда и сплю, только вечером захожу домой. Ходить тяжело и я зову кого-нибудь из детей, чтобы помогли. Хожу я с помощью палки, без нее ни на шаг. Сын даже хотел пониже сделать скамейку, укоротив ножки, но я сказала, чтобы оставил как есть и сейчас мучаюсь, но это вместо зарядки. Чтобы дождь не капал, сын сделал небольшую временную крышу, так что мне теперь и дождь не помеха.
На календаре был июль месяц, в это время года на озере Иссык- Куль тепло, сезон отдыха в разгаре, много стало приезжих. Местное население занято обслуживанием отдыхающих, все начиная от младших до стариков. В школах каникулы и дети занимаются продажей разной снеди отдыхающим, кто-то продает кукурузу вареную, кто-то рыбу копченую, кто-то мороженое. Кто постарше, заняты другими делами, кто катает отдыхающих на конях, верблюде, кто на лодках и катамаранах, кто помогает взрослым по уборке урожая и смотрят за коровами и баранами. Еще постарше уже ездят на машинах, кто таксует, кто таскает продукты из базара, работают в домах отдыха и пансионатах. В общем все в это время заняты и мужчины и женщины, только поздно вечерком все собираются на короткое время перед сном и обсуждают, что было сегодня и что будет завтра, затем усталые ложились спать, чтобы рано проснуться утром.
Сезон отдыха на Иссык-Куле короткий, иногда в лучшем случае два месяца, а то бывают нехорошие короткие сроки для отдыха годы. Иногда отдыхающих отпугивала не погода, а другие обстоятельства, то революции, которые участились в последнее время, то сольют иностранные капиталисты в озеро какую-то гадость типа цианида натрия, то распускаются слухи о зверстве местных бандюг и милиции. Иногда и погода подлюга тоже подводила, когда бывало дождливое лето.
Кроме этих случаев все было нормально, народ был рад гостям. Разный народ приезжал на озеро, в основном все купались да загорали, по вечерам ели, пили, пели, танцевали. Отдыхающие были везде, жили они и в частных домах, времянках, в самый пик сезона отдыха даже не было мест, куда их поселить. В пансионатах, частных домах, везде были отдыхающие.
Даже если в это время спросить у маленьких Иссык-Кульских детей:
- Кем ты хочешь стать в будущем, учителями, космонавтами?
То они не раздумывая, отвечали:
- Нет, мы хотим в будущем стать отдыхающими.
Они же видят, как живут отдыхающие. Отдыхающие тратили большие деньги, которые собирали целый год, чтобы летом отдохнуть на озере. Местное население собирало неплохие деньги во время летнего сезона. Они жили на эти деньги до следующего лета.
Ранней весной местное население начинало подготовку к приему отдыхающих. Мой сын Чагатай тоже построил две времянки для отдыхающих. В каждой времянке по четыре комнаты, как купе вагонов поезда сделаны, идут все подряд с отдельными входами в каждую комнату. Получалось, практически гостиница с восемью номерами. В разгар сезона все они заполнялись. Тем более от нашего дома до озера рукой подать.
Мне скоро исполнится по моим подсчетам 101 год, потому что я родилась в год собаки, так говорила мне мама, а это 1910 год, значит я уже целый век живу. А жизнь прошла быстро, если у меня так быстро прошла, то я не знаю, с какой скоростью она проходит у тех, кто живет намного меньше. Что я могу поделать, Бог дал мне такую долгую жизнь, да и еще одна вещь виновата, что я так долго живу.
В этом селе я провела всю свою длинную жизнь, кроме вынужденного временного переселения в Китай с 1916 по 1924 год. Раньше село называлось Кара-Ой (в переводе с кыргызского - черная долина реки), затем его переименовали русские в Долинку, а недавно вернули селу свое исконное название, справедливость восторжествовала.
Я каждый божий день утром, не вставая с постели, как проснусь, щупала выше левой груди свой амулет. Держа его правой рукой просила у Бога и своего амулета, чтобы дали мне силу и здоровье, моим детям и внукам здоровье и благополучие. Раньше, кыргызы, обязательно привешивали к своей одежде амулет из когтей медведя( по кыргызски - «аюу тырмагы»), лапы филина (по кыргызски - «укунун тырмагы»), охраняющий от кары и «албарсты» (Албарсты обычно представлялась в облике уродливой женщины с длинными распущенными светлыми волосами и такими длинными грудями, что она закидывает их за спину. Существовали поверья, что она может превращаться в животных и в неодушевлённые предметы. Считалось, что она могла наслать болезнь и ночные кошмары, но в особенности вредить роженицам и новорождённым). Амулет носили по левую сторону груди, возле плеч. Впоследствии с приходом ислама стали носит «тумары» с зашитым в него изречением из Корана.
Но у меня был очень древний амулет, который передавался от поколения к поколению, пора бы и мне передать своей младшей праправнучке, как передала мне в свое время его моя бабушка. Что-то в последнее время плохо себя чувствую, то внутри все болит, все кишки как будто выворачиваются, то от боли в животе по утрам с трудом встаю.
Дети все хотят, отвезти меня в больницу на обследование, но я отказываюсь. Что мне скажут в больнице? Если скажут хорошо, все будут смотреть на меня как на обузу, молодым бы лечиться, я еще попру на больницу. Все будут смотреть и про себя будут говорить, зачем этой старой кляче лечиться, умерла бы давно, не мучая молодых. Нет, не пойду я ни в какую больницу. Бог пусть меня заберет на тот свет из дому, а не из какой-то больницы. Никогда не лечилась в больницах, да и лекарства начала принимать недавно и то внучки насильно заставляют глотать эти гадости.
Вот каждый день думаю об этом и решила сегодня передать свой амулет своей праправнучке Айпери, а ей скоро будет 16 лет, уже большая, скоро школу закончит. Пока еще не поздно, пока я сама говорю и в своем уме, надо передать амулет, вдруг я во сне умру, да некоторые во сне и умирают.
Вот недавно один наш сосед, ему было за восемьдесят лет, лег вечером нормально спать, а утром не проснулся, во сне и ушел в мир иной.
Если и со мной Бог поступит так, то я не смогу сама передать и не расскажу ей историю амулета. А история очень длинная, просто так быстро не расскажешь. История моего амулета, это почти история кыргызского народа. До этого никому не говорила, чтобы не будить нездоровый интерес к амулету, тем более бабушка велела никому не говорить.
Вот и я позвала Айпери.
- Айпери, о Айпери, иди сюда моя маленькая, - позвала я.
- Что, бабушка? Что сделать тебе массаж на ноги или чай заварить?- сказала, прибежав Айпери.
Она в последнее время часто мне массажировала ноги, спину и чаем поила.
- Нет, не надо мне сейчас ничего. Иди, присядь, у меня к тебе разговор есть, - сказала я.
Айпери присела на скамеечку рядом.
- Айпери, я сейчас покажу и потом передам тебе одну вещь, только ты мне обещай, что об этом ты никому не скажешь и никому не покажешь и будешь хранить тайну эту до самой смерти, как и я делала, - сказала я.
- Как я буду обещать? Я даже не знаю о чем ты говоришь, - ответила улыбаясь Айпери.
- Ты просто скажи, что ты даешь клятву, никому не говорить и никому ни показывать эту вещь до самой смерти. Если ты, расскажешь кому-либо или покажешь, то тебе проклянут владельцы этой вещи, - сказала я.
- Ничего себе, бабушка, что ты задумала, никогда такие клятвы не давала. Ну хорошо. Я, Айпери Чагатаева, никогда и никому не покажу и не расскажу про это, если скажу кому либо или покажу, то пусть меня проклянут хозяева этой вещи, -сказала четко Айпери своим звонким голоском.
Айпери смугленькая девочка, с большими черными глазами, волосы у нее черные и длинные, чем-то она была похожа на меня. Ростом тоже вышла как я, худенькая еще. Она носит брюки, сверху футболку.
Я в своей жизни ни разу не одевала брюки, как современные девушки одевают мужские брюки ума не приложу. Думаю, что в туалет ходить-то неудобно. А эти туфли на высоких каблуках, мне все время кажется, что вот-вот сейчас она сломает ногу. Бедная домой приходит и долго потом выправляет ноги, наверное.
Да-да, среди своих внучек и правнучек, по-моему, она самая похожая на меня. Учится она хорошо, много читает. Она уже взрослеет и мальчики стали ухаживать за ней. Я вижу, что она - лидер, без нее не могут, все время зовут куда-то.
Летом она помогает маме и ухаживает за мной. То чай мне сделает, то массаж делает, иногда по моей просьбе читает мне. Мне трудно стало читать, даже с очками. В основном я любила исторические книги, все просила детей, чтобы они взяли мне в библиотеке интересные исторические книги. Я понимала хорошо и по-русски. Любила и кыргызские старые народные эпосы и сказки. Айпери прочитала мне эпос «Манас», я сама много раз читала раньше, но на этот раз она мне прочитала вариант китайских кыргызов. Раньше не удавалось эти книги читать на кыргызском, так как они были написаны арабскими буквами, теперь его перевели на кириллицу. Я в молодости хорошо знала арабский алфавит, хорошо читала на арабском, но потом когда ввели кириллицу я уже подзабыла его.
Любила читать книги известных кыргызских писателей Т.Касымбекова «Сломанный меч», К.Баялинова «Ажар», М.Элебаева «Долгий путь» и другие. Чуть что я зову Айпери и только ее. Даже если кого-то другого зову, то все равно она придет, если она дома. Все привыкли, что она рядом со мной. Когда я плохо себя чувствую, то и она начинает переживать. Начинает спрашивать, что у меня болит, давать разные лекарства, которые я отказываюсь пить. Один раз она мне дала какое-то лекарство от головной боли, я их названия то забываю, какие-то странные незапоминающиеся названия, то ли «жалальдин» (имя мужское арабское), то ли «камальдин»(имя мужское), то меня вырвало и потом несколько дней запах этого лекарства стоял у меня во рту, не могла ничего есть. После этого она перестала мне давать таблетки.
- Дома кроме нас никого нет? - спросила я у Айпери.
- Да, все ушли по своим делам, - ответила Айпери.
Я попросила поправить подушку, сняла платок с головы и аккуратно вытащила через голову свой амулет.
- О-го, что это? Бабушка, у тебя есть тумар? Вот не знала,- сказала Айпери.
- Нет, доченька, это не тумар, но я это носила как тумар, - ответила я.
- Откуда это у тебя? Я ни разу не видела, сколько раз тебя купала и переодевала. Вот эта да! Покажи, бабушка! - удивилась Айпери.
- Доченька, ты подожди. Давай все по порядку. Сначала я тебе скажу что это такое,- аккуратно положила амулет на свои ладони и начала раскрывать его с того места где было начало и ножницами срезая нитки.
Айпери с интересом уставилась на мои ладони и не отрывала глаз от амулета.
- Я этот амулет прошила материалом много лет назад, сколько прошло лет не помню, эти нитки старые как я, поэтому легко отрываются,- говорила и в это же время раскрывала амулет.
Материалом служил кусочек кожи, убрала его и раскрыла на ладони амулет. Я сама не видела амулет с того момента, как я его закрыла кожаным материалом во время Второй мировой войны. После того, как я вернула его от покойного Маматкула. Получается сама вижу амулет первый раз за последние 50 лет. Сама тоже очень волновалась и давно ждала этот момент. Мне самой стало как-то страшно от чего не знаю. Потому, наверное, что всегда боялась потерять или раскрыть его. Я каждый божий день утром, когда вставала и, вечером, когда ложилась спать всегда проверяла, на месте ли мой амулет. Он был тяжелым, но я настолько привыкла, что не чувствовала его тяжесть. Я даже не знала, из чего сделан амулет, то ли золото, то ли еще что-то другое. Судя по тому, как он сохранился, скорей всего амулет был отчеканен из какого-то вечного сплава. Толщина его была не толстой, но и не тонкой, чуть толще, чем монеты. Он был не круглый, а четырехугольный с дыркой в квадратик по одной стороне, квадратик был совсем маленьким.
Размеры амулеты были чуть больше, чем у современного спичечного коробка. На поверхности амулета была выбита свастика, вроде похожа на фашистскую, но только линии были с уклонами и концы были еще повернуты, концы напоминали маленькие листочки деревьев. Но все равно было очень похоже на свастику. По краям амулета были небольшие каемки. Вокруг свастики были видны мелкие непонятные символы. Они были четко видны невооруженным глазом, символы были не похожи на изображения чего то, явно были какие-то буквы или цифры. Когда держишь амулет на ладони, то чувствовалась его тяжесть. Неужели я столько лет не чувствовала и носила такую тяжесть? Судя по всему отверстие, сделано специально, чтобы можно было носить его. Но отверстие не круглое, а квадратное, столько лет я носила, до меня носили и он нисколько даже не стерься.
«Интересно, что за металл, может какой-то сплав, может это не золото?» подумала я.
Во всяком случае, это какой-то вечный металл, не подверженный ни коррозии, не поддающийся ни эррозии. Сколько лет ношу не снимая, а амулет сохранился как новый. Амулет был таким, каким я его видела, когда обшивала кожаным материалом, после того, как Маматкул вырывал у меня с шеи, кожа совсем истрепалась. С того дня, как бабушка дала мне этот амулет прошло почти 94 года.
Глава третья
Рассказ бабушки об истории амулета
- Бабушка, почему ты его прятала от всех? Откуда это у тебя? - снова спросила внучка Айпери.
- Внученька, когда мне было десять лет этот амулет, мне дала моя бабушка, ее звали Мариям и ей было тогда больше 90 лет, может и 100. Сейчас я хочу тебе все рассказать то, что до этого никому и никогда не рассказывала эту историю.
А когда я получила амулет, то это было в 1916 году осенью. Мы тогда должны были двинуться в путь в сторону Китая, это было очень трудное время. Я помню, моя бабушка так же позвала меня в тот день, как я сегодня позвала тебя, был конец сентября, было еще тепло.
Моя бабушка говорила тогда, что это был амулет знаменитого нашего предка, который побывал в царстве Шамбалы (Ша́мбала — мифическая страна в Тибете или иных окрестных регионах Азии, которая упоминается в нескольких древних текстах, в том числе в Калачаг-тантре. Первое упоминание о Шамбале встречается в тексте Калачаг-тантры (X век), который, как утверждают, сохранился со времен царя Шамбалы Сучандры. По другой легенде, Шамбала была царством в Средней Азии. Ее царь Сучандра побывал в Южной Индии, чтобы приобрести знание. После мусульманского вторжения в Среднюю Азию в IX веке царство Шамбалы сделалось невидимым для человеческих глаз, и только чистые сердцем могут найти к ней дорогу), в то время, когда на этом месте на берегу озера Иссык-Куль были цветущие города и деревни.
- Я читала про Шамбалу. Кыргызы разве знали про это царство?- вставила вопрос Айпери.
- Я не знаю, мне тогда бабушка сказала, что раньше в древнее время кыргызы хорошо знали и старались побывать там и это царство искали,- сказала я.
- Знали они тогда про три царства. Одно на Алтае, второе на Тибете, а третье на Иссык-Куле. Все три царства были в похожих местах, в долинах, окруженных со всех сторон горными массивами. Эти царства были небольшие, несколько городов, деревень и все. На Алтае, царство было в окрестностях горы Белуха (по алтайски – Уч-Сумер, высота 4506 м), которая считается и сейчас у алтайских кыргызов священной горой.
Бабушка Мариям рассказывала, тогда предполагали, что в этих царствах были входы в Шамбалу, один вход на Алтае, в горах Белуха есть вход в царство Шамбалы.
Второй вход в Шамбалу может был в прибрежных горах современного озера Иссык-Куль. Здесь вроде было второе царство.
А третий вход, она говорила, был в предгорьях горы Кайлас (Гора известна под многими именами: у европейцев — Кайлас, у китайцев — Гандисышань, либо Ганжэньбоци, в традиции бон — Юндрунг Гуцег, в древних текстах на тибетском языке её называют Канг Ринпоче - Драгоценная снежная гора. Высота горы - 6666 м. Некоторые древние религии Непала и Китая считают гору священной, наделённой божественными силами и поклоняются ей. К ней совершаются паломничества с целью совершения коры (ритуального обхода) в Тибете. Кайлас считают священной горой буддисты, эта гора до сих пор не покорена альпинистами, хотя не такая высокая по сравнению с другими пиками Гималая.
Просто не дают разрешения местные власти и религиозные деятели, они бояться тревожить покой священной горы и боятья гнева духов Кайласа.
Иссык-Куль находится почти на одинаковом расстоянии от Белухи и до Кайласа, почто что на середине пути. Древние жители царств путешествуя от Кайласа до Белухи останавливались на середине пути, в долинах за горами Тян-Шаня. Самое интересное, люди побывавшие и на Белухе, и на Кайласе чувствовали одинаковые странные ошущения. Появляются ошущения непонятного страха. В обеих местах, существует сильное энергетическое поле, приборы начинают не так показывать, в обеих горах происходят необяснимые иногда вещи. Бывало, пропадали в этих краях целые стада скота, пропадали и некоторые путники.
Во времена Шамбалы в этих царствах здесь была очень высокая цивилизация. Люди жили все богато, все были равны, не было разделения на богатых и бедных, на правителей и подчиненных. Развита была техника, добывались полезные ископаемые, люди знали как перерабатывать руды, делали золото и серебро и другие драгоценные металлы, были свои деньги и монеты. Все имели свои дома, в домах зимой было тепло, был даже водопровод и канализация. Скорей всего были и машины, и самолеты. Люди были образованные и умные, читали книги. Хорошо знали законы физики, химии и астрономию, пользовались электричеством. Было развитое сельское хозяйство и оросительная система. Была высокоразвитая медицина, люди успешно вылечивались от болезней. Люди царства владели высшими духовными знаниями.
Эта цивилизация жила недолго по меркам Вселенной и погибла от необычайно ярких вспышек солнца и затем от сильнейшего потопа, в живых остались люди, которые жили в это время изолированно высоко в горах. Они остались ни с чем и затем они заново стали поднимать жизнь с нуля.
Когда вода ушла, появилось озеро, это озеро в начале называлось Туз-Коль (в переводе с кыргызского – соленое озеро), потом стали называть Иссык-Коль, люди начали возвращаться на берега озера и на другие земли.
- Почему так быстро погибла цивилизация, что люди опять вернулись потом в каменный век? - спросила Айпери.
- Бабушка не рассказывала, почему так быстро погибла эта великая цивилизация, скорей всего были ядерные взрывы (слишком яркие вспышки, ударной волной потом уничтожало все) и затем наводнения, это держалось довольно долго на протяжении лет сто, может и больше, поэтому и погибла цивилизация, хранители знаний все погибли.
Может была какая то крупная война, скорей всего между землянами и инопланетянами. На землян напала возможно другая развитая инопланетная цивилизация. Это я сейчас так предполагаю, судя по рассказам бабушки.
Потом землянам все пришлось начинать с нуля. Век, конечно, был не каменный, но развитие человечества в этих землях отбросило назад на несколько веков точно. Какие-то умения остались, в основном много было потеряно, причем навсегда.
После этого, кыргызы еще долго жили высоко в горах, но со временем, особенно в холодное время кыргызы стали спускаться вниз ближе к озеру. Постепенно кыргызы начали опять осваивать земли на равнинах и на берегу Иссык-Куля.
Кстати, петроглифы (высеченные изображения на каменной основе) найденные выше современного города Чолпон-Ата (районный центр Иссык-Кульского района, центр курортной зоны), сейчас это место называется Таштак-Бак (Каменный сад) и петроглифы в предгорьях Белухи очень похожие, по изображению, символам, возрасту.
С бабушкой мы часто ходили в это урочище, она часто просила нашего отца отвезти ее на коне в этот Таштак-Бак. Это недалеко от нашей деревни, по прямой полчаса на коне. Бабушка подолгу смотрела на эти изображения и о чем то думала. Я тогда была маленькая, играла там, бабушка мне не давала залезать на эти камни, ругала, говорила, что эти камни святые и что нельзя их трогать.
Как ты знаешь, я тоже любила посещать эти места, я с тобой только ездила два раза. Это еще одно доказательство того, что кыргызы жили именно здесь.
- Это я помню, там было очень много камней, маленькие и большие-большие,- сказала Айпери.
- Да. На площади болеее 42 гектаров разбросаны камни, там еще есть каменные братские могилы. В свое время я ездила специально в столицу, чтобы просить власти страны об ограждении Таштак-Бака, который с каждым годом подвергался уничтожению. Потом немножко пошевелились и местные власти и с горем пополам сделали надписи и таблички, часть оградили, провели освещение и на этом все остановилось. Помогали и мои дети. Сейчас ограду утащили какие-то местные варвары, освещение давно уже не работает.
Ты же знаешь, каждый раз когда я бываю там, то я плачу посмотрев на эти рисунки и изображения. Но местное население не придает значение этому памятнику нашей истории, то и дело вижу, как здесь хозяйничают коровы да бараны.
Айпери, я тебя прошу, ты тоже обрати внимание на это, если сможешь помоги памятнику, Каменному саду. Неужели у людей каменные сердца, не понимают что они делают? Если ты поможешь Таштак-Баку, то я буду спокойна на том свете, тебя всегда будут поддерживать духи наших предков.
- Может эти изображения на камнях другие народы нарисовали, а не кыргызы? - спросила Айпери.
- А про Саймалуу-Таш (в переводе с кыргызского – расшитый камень, находится на границе Нарынской и Жалалабатской области на высоте более 3000 м.) ты слышала. Я тебе рассказывала, там более 90 тысяч наскальных изображений, здесь в Таштак-Баке их совсем мало. Много из этих изображений, испокон веков, мы кыргызские женщины изображали на шырдаках (войлочный ковер), которых делали и наши далекие предки. Ни у кого из соседей, кроме братьев казахов, таких изображений нет. Мне удалось побывать в Саймалуу-Таш лишь один раз, просто далеко и высоко.
Бабушка говорила, что это наши предки кыргызы рисовали эти изображения.
- Плохо, что мы не бережем свою историю, я непременно займусь в будущем сохранением памятников истории, может я стану историком или археологом,- сказала Айпери.
- Дай Бог, тебе здоровья и удачи! Теперь тебе амулет поможет и ты станешь историком или археологом, - сказала я.
Ну а о древней развитой цивилизации бабушка Мариям говорила много, она хорошо запомнила слова предков и передала мне все, что она знает и помнит.
- Бабушка, может тебе надо было все это написать и опубликовать книгу? Это было бы многим интересно, - спросила Айпери.
- Я бы все написала, но у меня, если ты помнишь, обещание и клятва данная бабушке и я не могла это нарушить, надеюсь и ты не нарушишь, - сказала я.
Вот в этой тетрадке все написано, ты только все перепиши в новую тетрадь, а эту тетрадь сожги, потому что там многое ты не поймешь. Если будет непонятно, то спрашивай у меня.
- Так вот, во времена этих трех царств Иссык-Куль был местом остановки путников, ездивших в Кайлас из городов и весей Сибири и Алтая. Местное население еще тогда жили обслуживанием путешественников, большинство из которых были паломниками.
В те времена люди поклонялись этим местам, считали, кто побывает в этих горах и совершит обход этих гор, то эти люди получат новые духовные силы и их души общаясь с духами этих священных гор достигнут следующей ступени духовного развития. Считалось, когда человек достигнет высшей ступени духовного развития и когда души этих людей становятся самыми чистыми и совершенными, то им открываются ворота в Шамбалу и параллельный мир, в мир вечного благоденствия. Много людей тогда из Индии и Тибета ездили в Белуху и наоборот.
Еще одно доказательство пребывания здесь тибетских паломников, многочисленные тибетско-буддистские надписи и молитвы на камнях в ущелье Тамга, приблизительно YII-YIII веков, я уверена еще найдутся и другие доказательства.
Появились города на Иссык-Куле, оживленно шла торговля. Это было началом Великого Шелкового пути, который появился потом. Я не знаю, был ли тогда шелк в ходу, но оживленный обмен товарами шел еще в то время.
Первым городом был городок Чуна, наши предки жили в этом городе, который был на месте нашего нынешнего села Кара-Ой.
- Получается, в те времена, как и сейчас занимались обслуживанием отдыхающих? - спросила Айпери.
- Да, но это были просто паломники, отдыхали они после трудных горных перевалов Гималая и Тянь-Шаня. Может и купались, загорали и набирались сил перед походом на Белуху или наоборот на Кайлас. Наши народные инструменты тоже похожи, кыргызские комуз, чоор на алтайский комус, топшур, шоор, есть и похожие инструменты и у тибетцев.
Если хорошо присмотреться то мы, алтайские кыргызы и тибетцы очень похожи внешне друг на друга, после этих народов уже идут другие народы, похожие на нас, как хакасы, тунгусы, монголы и т.д.
Затем на Иссык-Куле появился город Китеж, впоследствии Чигу, который построили усуны, наши предки. В этих городах и жили наши древние кыргызы. Моя бабушка могла сосчитать имена отцов до двадцатого колена (поколения) и некоторых предыдущих родительниц до двенадцатого колена. Она говорила, что знала до двадцатого колена, потом она забыла многих. Она точно знала, что до двадцатого колена этот амулет передавался по одному и тому же сценарию. Получается, почти в течение пятнадцати предыдущих веков нашей эры она знала, от кого кому передавался этот амулет. Чтобы дойти до начала нашей эры оставалось узнать каких-то максимум восемь имен. Если бы она записала, то мы бы сейчас знали, кто хранил этот амулет в начале нашей эры. Но пятнадцать веков тоже неплохо.
Бабушка говорила, что кыргызы испокон веков жили в этих землях Тянь-Шаня.
- Нас же учит история Кыргызстана, что наши предки пришли в эти края Восточнее гор Тянь-Шаня из Енисея и Алтая в XY-веке,- сказала Айпери.
- Нет, моя бабушка говорила, что мы кыргызы, во все времена жили здесь, на этих землях, может потом добавлялись, переселяясь сюда другие племена кыргызов, те же из Енисея или Алтая. Но одно точно знаю, она говорила, что кыргызы жили здесь и даже до времен царств Шамбалы. Каких только завоевателей не видела эта земля. Бывали здесь и саки, гунны, усуны, тюрки, монголы, уйгуры, манчжуры, китайцы, моголы, но кыргызы отсюда не уходили. Были и времена, когда кыргызы сами нападали и завоевывали чужие края.
Об одной тактике кыргызов говорил и великий завователь Тамерлан ((Тамерлан-Тиму́р, в переводе «железо» — среднеазиатский завоеватель, сыгравший существенную роль в истории Центральной Азии, Кавказа, Поволжья и Руси. Выдающийся полководец, эмир с 1370 года). Основатель имАйперии и династии Тимуридов, со столицей в Самарканде), который трижды был на Иссык-Куле. Когда он хотел напасть на кыргызов и завоевать их, то не мог достать местное население на этих землях, они уходили высоко в горы. Там достать их было невозможно, они закрывали перевалы и никого не пускали наверх.
Когда войска Тамерлана уходили, кыргызы возвращались на свои земли. Практически он их и не завоевал. Поэтому тимуриди считали, что кыргызы кочевой народ.
Наши предки, большинство кыргызов всегда вели оседлую жизнь, бабушка Мариям говорила, жили кыргызы и в городах, и деревнях, знали и производство, и сельское хозяйство, и земледелие.
Раньше, когда хоронили кыргызов, то в могилы ложили еще кувшины из золота или серебра, наполненные пшеницей или зернышками яблок, абрикосов.
Значит, они все это умели делать, и кувшины и пшеницу и т.д.
- Значит, мы не кочевники, вели оседлую жизнь, а я думала мы жили в горах в юртах и кочевали с одного места на другое в горах, - сказала Айпери.
- Определенная часть кочевала, только весной и летом. Вот один из примеров оседлости жизни кыргызов. У кыргызов в отношении умерших и предков существовал целый ряд культов, основу которых составляли анимистические представления, исходящие из идеи реального существования духов умерших и предков — «арбак».
Особо относились к духам известных, авторитетных людей, вождей, полагали, что их духи вправе требовать к себе постоянного внимания и заботливого отношения со стороны потомков. Живые потомки глубоко почитали предков, стремились заручиться их расположением, избегать их недовольства. Считали, что духи предков покровительствуют оставшимся в живых родственникам.
Поминальные блюда обязательно доедали до конца, так как считали, что духи будут сыты и довольны от трапез, устроенных в их честь. Существовало представление о том, что духи умерших «арбактар» питаются запахом мяса или сала, время от времени для семьи и родственников устраивали поминальные трапезы «жыт чыгаруу». Обычно делают боорсоки, это боорсок – жаренные в масле нарезанные кусочки раскатанного теста. Боорсоки также потом стали традиционным “украшением” стола – поскольку боорсоки готовятся в большом количестве и выкладываются на дасторкон (скатерть) во время каждого крупного торжества.
Даже если, снились умершие родители или родственники, устраивали поминальные трапезы в семьях.
Кыргызы в древние времена когда хоронили, то рядом ложили посуду с разной едой для духа покойного. Вот сейчас, находят в древних могилах много керамической и глиняной посуды, разнообразие и относительно большое количество этой керамики плохо согласуется с представлениями о кочевом быте. В быту кочевники же использовали в основном кожаную и деревянную посуду, очень удобную при частых переездах, а легко бьющуюся глиняную посуду употребляли в минимальном количестве, преимущественно во время продолжительных стоянок. Причем, судя по многочисленным находкам, глиняные сосуды, найденные при раскопках памятников кочевых племен, однотипны, своеобразной формы (узкогорлые, шаровидные и с выпуклым дном) и малой емкости. Напротив, оседлые племена изготовляли и употребляли глиняную посуду разную по форме, размеру и назначению.
То есть кыргызы вели оседлую жизнь, кочевала небольшая часть и то на время, на летние пастбища. Кочевали из зимних стойбищ в долины и ущелья или вверх к горам. Кочевание носило сезонный характер, люди из деревень со своим скотом собирались на летние пастбища с появлением зелёного травостоя. До сентября месяца, постепенно перекочёвывая, достигали до альпийских лугов, где скот набирал жир и становился упитанным. К перекочёвке готовились тщательно. В день перехода все одевали праздничные одежды и украшения. По обычаю, накануне перехода на старое стойбище «эски журт», устраивали жертвоприношение — «түлөө». По пути их встречали другие деревни и преподносили в чашках прохладительные напитки — «айран», «кымыз», детям давали угощения и благословляли в добрый путь — «көч байсалдуу болсун». По приезду на новое место соседи посещали новое место — «өрүлүктөө», приносили с собой в качестве угощения готовые блюда и благословляли на благополучное пребывание — «конуш жайлуу болсун». Да и сейчас если кто-то переселяется на новое место, то родственники и друзья приходят смотреть новое место жительства – «орулуктоо».
- Еще один пример оседлости кыргызов, известные сейчас и сохранившиеся до наших дней исторические памятники тоже о многом говорят. Это башня Бурана (Башня находится в 12 км к юго-западу от города Токмак, постройка датируется в X—XI века.), Узгенская башня ( находится в городе Узген, датируется XI век.), мавзолей Шах-Фазиль (находится в Алабукинском районе Жалалабатской области, датируется предположительно YIII-X века, Кошой-Коргон (находится на территории Ат-Башинского района Нарынской области, постройка в виде крепости, датируется YII-X века), находки возле села Красная речка (найдены древний буддийский монастырь и христианские, буддийские могилы, датируется YII-X века) и другие.
Может со временем найдутся еще более древние доказательства жизни кыргызов в этих краях. Вокруг этих памятников были цветущие города, Суяб, Баласагун и другие города. В этих городах жили наши древние предки. Правда эти памятники уже с тех времен, когда кыргызам навязали ислам.
А вот найдутся еще более величественные памятники еще более древние, тогда убедимся, что кыргызы жили испокон веков на этих землях.
- По указанию главарей царской России, затем и советской власти, те исторические и археологические находки, которые были найдены на территории кыргызов, противоречивших официальной версии истории кыргызов уничтожались или увозили в российские города, где они хранились в закромах музеев или исчезли.
- Вся литература проходила ревизию, те источники, которые не отвечали интересам русских властей были уничтожены и преданы забвению. То есть, все эти находки и доказательства оседлой жизни кыргызов на нынешних территориях проходили через информационный фильтр русских, затем советских властей, включая продажной кыргызской властной верхушки. Ценные открытия ученых о другой истории кыргызов даже не оставляли на территории Кыргызстана и были безвозвратно увезены или уничтожены. Может еще пылятся где-то в российских городах, может были уже уничтожены. Учеными в Кыргызстане командовала Академия Наук, руководителей которых назначала коммунистическая партия, которая давала отчет постоянно союзному руководству в Москве. Наши ученые и литераторы не выходили за рамки, поставленные их русскими руководителями из Москвы.
Ну теперь, с обретением независимости, вроде и флаг им в руки, но у них в Академии Наук сейчас нет денег. Государство не выделяет денег на археологические и другие исторические исследования и мало осталось хороших специалистов.
Самое главное, все еще бояться открыто называть вещи своими именами и переосмыслить нашу историю. Этот процесс только начался и появляются первые публикации, но нужны дальнейшие исследования и раскопки.
- И еще, в официальных документах по истории кыргызов считалось, да и многие кыргызы верят в то, что кыргызы были рыжими с голубыми глазами. Что за чепуху пишут. Это русские хотели и сделали нас себе родственниками.
Историки русских говорили, что кыргызы жили на Южном Урале, Енисее и похожи были на русских, потом переехали на Тянь-Шань, смешались с другими народами и стали похожи на монголоидов.
Ничего подобного, моя бабушка Мариям говорила, что кыргызы были такими же, какими они сегодня есть. Никакими рыжими с голубыми глазами они не были. Может те племена кыргызов, которые кочевали на Алтай из Енисея и часть на Тянь-Шань были рыжими, это может быть, сказала я.
- Я первый раз много неизвестного слышу. Если об этом я расскажу в школе, то мне никто не поверит. Мне, наверное, скажут, что у меня "крыша" поехала,- сказала Айпери.
- А ты ссылайся на меня, скажи, что вот у меня есть старая бабушка, которая все видит вверх ногами. Дай Бог, поступишь в институт, как ты говоришь станешь историком, тогда ты сама может убедишься. Может быть, в чем-то я буду права. Уверена, это будет новая история кыргызов, когда вы все докажете то, что увидел в своей жизни этот амулет.
Я не знаю, откуда взяты данные в ваших учебниках, но у меня своя история кыргызов, то что мне говорила моя бабушка, считаю ее историю и возможно правильной историей кыргызов. Если бы эти земли были землями других народов, тех же китайцев, например, то они давно претендовали бы и забрали. Они знали и знают, что это земля кыргызов, этот свободолюбивый смелый народ рано или поздно все равно победит их или не дадут нормально жить. Поэтому учитывая исторический опыт и зная кыргызов, не оставались они на кыргызской земле.
Бабушка никогда кыргызов не делила, кыргызы, она говорила, жили и на севере и юга Кыргызстана и имели тесную связь, это был всегда один народ. Из Иссык-Куля, Нарына и Таласа переходили в Чуйскую долину и Ферганскую долину верхом через горные перевалы, ходили друг другу в гости.
Наоборот, это потом, власти их начали делить. Сначала всякие ханы, то китайские, то тюркские, потом русские. Им было выгодно держать кыргызов в отдельности, деля их на мелкие части. Не давали им тесно общаться, искусственно делили их, травили друг с другом. Ведь, не дай Бог, они объединяться и выгонят их со своей территории. Затем это использовали как козырную карту всякие националисты, чтобы добиться власти.
Бабушка говорила, что раньше ничего такого не было. Были моменты, когда ссорились племена, но они мирились и жили в согласии. Как говорится, семьи не бывают без уродов, такие же уроды появлялись иногда и среди кыргызов. Если не внешние недоброжелатели, то племена всегда находили общий язык.
Вот позже наш великий Манас, предводитель таласских кыргызов, объединил же кыргызов в борьбе с внешними врагами в XY-веке, вот так кыргызы объединялись когда надо против внешних врагов, - сказала я.
Я всегда говорила, что неправильно пишут нашу историю, но меня никто не слушал, все смотрели на меня как на врага народа. Кыргызам, Бог дал эти прекрасные земли, и они не покидали ее. Их вытесняли оттуда, но они возвращались обратно на свою землю.
- Судя по рассказам бабушки, у кыргызов в древние века была своеобразная религия. Была тогда только одна религия, верили в Бога создателя, не знали они не пророков и святых, знали только Бога.
Как я говорила, на кыргызские земли нападали и бывали здесь многие, которые были представителями разных религий. Кыргызам пришли язычники, представители тенгрианства, затем буддисты, христиане и в конце мусульмане. Религия кыргызов взяла много из этих религий. Кыргызы всегда были терпимы к разным религиям. Кыргызы не верили посланникам и пророкам Бога. Считали, что каждый человек должен напрямую обращаться с Богом, без всяких посредников. Не читали молитв, не знали о священных книгах. Религия кыргызов со временем превратилась в религию, включающую основополагающие трактовки язычества, тенгрианства и ислама, были даже элементы из буддизма. Вот такой симбиоз религий получился, - сказала я.
Потом мусульманство было насаждено силой в сознание кыргызов. Не согласных карали жестоко в свое время.
Бабушка говорила, что многие наши родственники пострадали от этого, но не покорились. Наши предки не приняли ислам, я имею ввиду наших потомков семьи, они просто делали вид, что они мусульмане, но на самом деле они не соблюдали канонов ислама, хотя основная часть населения кыргызов приняли ислам.
В тайне от других жили своей религией. Название этой религии бабушка мне говорила, но это название я уже не помню. Да и сами кыргызы были не особенно сильно религиозны. В отличие от других народов Центральной Азии, кыргызы позднее всех стали входит в число сторонников ислама.
В предыдущие века мало кто из кыргызов знал "Коран" или суры из него.
- Интересно, значит мы не были мусульманами, так кем же мы были?- спросила Айпери.
- У нас была своя необычная религия. Древние кыргызы верили, что Бог создал этот мир. Бог был для кыргызов нечто не материальное, а духовное, которое окружало нас, такое необятное в Солнечной системе, да, да, верили не богу Солнца, а его духовной оболочке этой солнечной системы.
Отсюда кыргызы очень трепетно относятся духам, верят параллельному миру духов, может поэтому мы верим в существование Шамбалы и его царств.
Ты много раз слышала же, мы всегда говорим, чтобы нас поддерживали духи предков и усопших родственников.
Затем все перемешалось со временем.
Вообще, кыргызы в первую очередь, преданы своим традициям, потом только начинают думать о религии.
Но и сейчас, несмотря на то, что мы себя считаем мусульманами, то делаем такие обряды, которых нет в исламской религии.
Мы верим в духов, завязываем на перевалах и мазарах тряпки. (Мазар – с арабск. «место, которое посещают» – изначально «мазар» понимался как «могила». В Средней Азии термин претерпел смысловые изменения. Вначале термин «мазар» стали применять к сугубо мусульманским могилам мучеников, распространителей веры и суфийских святых, а затем и к адаптированным исламом, почитаемым местам домусульманских религиозных культур (объектам природы и могилам предков))
Просим поддержки Тенир-ата и Умай-эне (В древности тюркские народы поклонялись четырем высшим силам - божеству Тенир или Тенгри - владыке светлого Неба, его лучезарной супруге Умай, ата с кыргызского это отец, эне это мама, считали, что Тенир даровал высший смысл, высокие помыслы, царскую власть и воинскую доблесть, а Умай дарила любовь и вдохновение).
Очень много примеров можно привести из жизни кыргызов, которые не совпадают с канонами ислама и другими религиями:
- Знатные кыргызы женщины носили на шее разные тотемные знаки родов, знаки обычно делали в виде амулета или кулона. Эти знаки передавались потом от поколения к поколению только по женской линии и бережно охранялись женщинами.
Вот такие изображения я предполагаю висели в домах кыргызов. Бывали и символы похожие на свастику нацистов Германии, но они сильно отличались от их символов и по изображению и по содержанию. Внешне кажется, что они похожи, но если внимательно присмотреться, то можно найти много различий.
Вот видишь, концы завернуты и еще закручены и заканчиваются маленькими листочками. Линии идут не прямым, а косым углом. Чем-то напоминает не свастику, а букву «Х» кириллицы, только в концовках буквы листья. Вот эти листья завернуты так, что символ стал похож на свастику.
В обычаях и обрядах кыргызов, приуроченных к определённым календарным датам присутствуют напластования разных эпох — от самых архаических до нового времени. В остаточном виде в ряде обрядов вплоть до 20 века сохранились черты древнейших культов, связанных с почитанием природных стихий, животного мира, предков. Все это подчинялось одной функции — обеспечить благополучие семьи, рода, сохранить потомков и приумножить скот. Они носили магический, мистический характер.
Общенародный характер имел обычай встречи весной Нового года «Нооруз», который праздновали в третьей декаде месяца марта на день весеннего равноденствия;
накануне этого дня женщины аила сутки варили ритуальное блюдо — жидкую кашу из проросших зерен пшеницы с добавлением молока и небольшого количества мяса «кожо», «сумолок».
В день наступления Нового года все жители аила одевались в новые одежды. Поздравляли друг друга с новым годом, окуривали дымом арчи дома, юрты, скот, «аластоо» и кушали ритуальную кашу «кожо». Разжигали костры, мужчины и дети прыгали через них, считали, что огонь имеет очищающую и оздоровляющую силу. Устраивались конно-спортивные игры, развлечения.
Обычай «нооруздама» генетически восходил к зороастризму и был тесно связан с весенним временем, с идеей возрождающейся природы.
Наряду с этим праздником, существовал ряд обычаев восходящих к языческим. Это обряд принесения умилостивительной или благодарственной жертвы божеству Земля-Вода — «Жер-Суу тайуу». Чаще всего этот обряд совершали два раза в год: весной, когда появлялась зелень в горах и начинался окот овец; и осенью, в дни перекочёвки с пастбищ на зимние стойбища, когда готовились к зиме. Резали жертвенных животных, готовили ритуальное блюдо. Все члены аильной общины принимали участие в этом об- ряде. В конце трапезы совершалось — «бата», молитвенная просьба к божеству «Жер-Суу» оградить их от стихийных бедствий, несчастий.
Во время засухи или наводнения также устраивали коллективные и индивидуальные жертвоприношения «тулоо» с умилостивительными, искупительными просьбами или благословениями. Большинство обрядовых действий заканчивались упоминанием древних божеств кыргызов — «Тенир», «Умай».
Некоторые обычаи, обряды кыргызов возникли и получили развитие в доисламский период истории кыргызского народа. С принятием кыргызами ислама в обычаях и обрядах произошли отдельные изменения, в некоторых случаях нашли развитие совершенно новые обычаи. К ним относится чтение из Корана заупокойной молитвы — «жаназа», отпущение грехов — «доорон»; все пять заповедей ислама — «парз»; пост в течение месяца — «рамазан»; «орозо айт»; праздник жертвоприношения — «курман айт». После ухода жунгаров, ислам укоренился в Кыргызстане повсеместно и окончательно. Но, все равно, по сравнению с другими народами Средней Азии, кыргызы были меньше всего подвержены влиянием какой-то одной религии, - сказала я.
- Кыргызам в истории человечества очень повезло, что они жили на Великом Шелковом пути (Вели́кий Шёлковый путь (термин введён немецким географом Рихтгофеном в 1877 году) . В древности и средние века это была караванная дорога, связывающая Восточную Азию со Средиземноморьем.
В основном по этому пути транспортировался шёлк из Китая, с чем и связано его название. Он был открыт во II век до н.э., вёл из Сианя (Китай) разделялся на две пути: северная дорога проходила через Турфан, далее пересекала Памир и шла в Фергану и казахские степи, затем в сторону Ирана, южная — мимо озера Лобнор по южной окраине пустыни Такла-Макан через Памир (в южной части) вела в Ближний Восток вплоть до Средиземного моря и в сторону Индии). Кыргызы жили на северной дороге Великого Шелкового пути, на обеих ветвях.
За всю историю человечества не было равных этому пути по экономическому и культурному значению. Путь был открыт примерно в последнем десятилетии II века до н.э. Этот путь вносил новые порядки, появились новые содружества, на долгое время установился мир после средневекового хаоса в Центральной Азии.
Считается, что со 2-ой половины YII века вдоль трассы Великого Шёлкового пути в Прииссыккулье началось активное строительство поселений, хотя они были построены намного раньше и они получили развитие.
Вплоть до прихода орд Чингисхана в Среднюю Азию (начало XIII века) города Прииссыккулья строились, развивали и богатели. Это было времена рассвета кыргызской цивилизации. Появились и развивались цветущие города на северном ветвлении, такие как Джуль, Суяб, Навакент, Баласагун, Барскоон, Таш-Рабат и на южном ветвлении Ош, Узген.
У кыргызов были домашние промыслы, связанные главным образом с обработкой продуктов скотоводства. Из овечьей шерсти пряли пряжу для изготовления ткани, а из шкур шили шубы и тёплые брюки. Из шерсти выделывали войлок, которым покрывались юрты. Из войлока также делали одежду, головные уборы, постель и т. д. Остовы юрты, сёдла, тахты, двери для юрты изготовлялись из дерева. Мастера по металлу владели искусством изготовлять различное оружие вплоть до огнестрельного, посуду, орудия труда и т. п. Из серебра и золота выделывали различные украшения, находившие применение в быту.
Кыргызы, вели в основном натуральное хозяйство, занимались и торговлей. Торговали в основном не на деньги, а обменивали одни товары на другие.
К кыргызам приезжали торговцы из Ферганы (город в Узбекистане), Кашгара, из Кульджи (города Китая на Восточном Туркестане). Они привозили бумажные и шёлковые материи, чай, табак, рис, сушёные фрукты.
Из России привозились сукна, ситцы, выделанная кожа, железные и чугунные изделия. В обмен кыргызы отдавали скот, шкуры, войлок, кожу, шерсть, пушнину и т. п.
Общественно-экономический строй кыргызов был феодальным. Манапы и баи имели право распоряжаться всеми земельными угодьями данного родового или племенного объединения. Они являлись собственниками большого количества скота лошадей, овец, крупного рогатого скота, верблюдов. Скотоводческое хозяйство и кочевой быт некоторых районов Кыргызстана задерживали развитие производительных сил.
Сеяли просо, ячмень, пшеницу. Техника земледелия оставалась очень отсталой.
Появление затем отрядов завоевателей Чингиз-Хана на побережье Иссык-Куля вынудило богатых жителей прятать накопленные богатства под землею или под водою. Так возникли на Иссык-Куле первые клады. После опустошительных рейдов монголов, города вдоль трассы Шёлкового пути деградировали и этот процесс оказался необратимым.
Летописцы походов Тамерлана (конец XIY века) уже не отмечали существование значительных городов на Иссык-Куле. Затем появились морские быстрые и дешевые пути из Европы в Китай и Индию, и Великий Шелковый путь приказал долго жить.
Затем были жунгары, после них образовались разные ханства и шли войны местного значения.
Потом Российская имАйперия начала свой поход в Центральную Азию и началось переселение русских и украинцев на земли Кыргызстана. В основном они осели на севере Кыргызстана.
Уже к началу восьмидесятых годов XIX века значительная часть русского и украинского населения обзавелась на территории Киргизии немалым хозяйством. Если новые переселенцы на первых порах часто бедствовали (выживать им помогало мусульманское население), то теперь нередко встречались и зажиточные селения.
Потом царской России и советским властям было выгодно представить нас кочевниками, не имеющими своих оседлых земель, вот и они оккупировали, заселяли хорошие кыргызские земли русскими, украинцами, чтобы закрепиться на наших землях. В книгах тогда писали, что русские помогли кыргызам вести оседлую жизнь.
Русские научили кыргызов затем много и хорошему, и плохому. У меня и в душе всегда боролись друг с другом два лагеря.
Сторонники одного лагеря в моей душе ненавидели русских:
во-первых, за то, что они заставили страдать кыргызов на чужбине, заставили покинуть родные очаги во время «уркуна» в 1916 году, тогда из каждых троих кыргызов погибло двое.
Что говорить, один только факт, как русские власти хотели переселить всех кыргызов в горы, в 1916 году в октябре. Когда кыргызы, севера Кыргызстана, умирали от голода и холода, болезней, в Верном (ныне город Алматы) пол-царя А. Куропаткин на совещании с руководством области Жети-Суу приняли решение о переселении всех восставших кыргызов из зоны Прииссыккуля Пржевальского уезда, Кеминской долины, части Пишпекского уезда Чуйской долины, также из Жаркентского уезда и из района Текес, об организации Нарынского уезда и переселения туда восставших кыргызов, после переселения восставших кыргызов, на освободившихся землях разместить русские поселения и организовать Пржевальский уезд с полностью русскими поселениями.
По всем вопросам были приняты положительные решения, к счастью кыргызов, впоследствии события в России в 1917-году помешали этим планам царской России.
Второе, то что русские научили кыргызов пить водку, особенно с 60-х годов до наших дней иссыккульские кыргызы пили водку не меньше чем иссыккульские русские, даже больше. Начали пить водку стар и млад. Все было связано с водкой и торжества, и похороны. Местные кыргызы научились у русских даже делать самогон и пить. В последнее время после развала Советского Союза уже меньше стали употреблять алкоголь, и то после 2000 года. Это был большой бич для кыргызов, сколько семей разрушилось, сколько молодых женщин и мужчин отправились на тот свет, сколько их не дожили даже до 50-ти лет. Говорили на похоронах, что они умерли от болезней, да правильно от болезней, которые развивались стремительно в организмах после злоупотребления водкой. Кто от цирроза печени, инсульта и инфарктов. Все еще пьют много, но уже, слава Богу, не так массово, как в конце 70-90-х годов прошлого века. Но с каждым годом все меньше.
Только вот отдыхающие на озере еще хорошо отдыхают с этими, спиртными напитками, поэтому еще пьют местные хорошо летом. А также местное население еще пьет от безделья зимой, от того что работы нет.
В третьих, русские научили кыргызов и наркомании, правда здесь еще помогли соседи китайцы. Хорошо, что вовремя остановили выращивать опийный мак на Иссык-Куле, в последний раз иссык-кульский мак отцвел в 1973-году. Боясь дальнейшего роста наркобизнеса и связанного с ним негатива - оргпреступности, коррупции, наркомании, в ответ на настоятельные просьбы ООН, СССР решил прекратить здесь на Иссык-Куле выращивание опийного мака.
С другой стороны, простые русские переселенцы мне дали путевку в жизнь, помыли, обогрели, обучили. Ленин сохранил кыргызов от полного уничтожения. Во времена Советов кыргызы получили хорошее образование, получили доступ к познанию мировой культуры, начали постигать достижения цивилизации. Все это было, причем много положительного по сравнению с некоторыми другими народами Центральной Азии. Еще мы сохранили свой язык, культуру. Если мы теперь восстановим свою письменность, справедливую историю, то мы получим все признаки древней настоящей нации.
- Кыргызы раньше имели свою письменность, - сказала я.
- А почему нельзя нам восстановить нашу письменность? - спросила Айпери.
- Почему же, можно, только этим пока никто не занимается, с приходом разных завоевателей нам навязывали разную письменность, и мы свою растеряли давно. Вот сейчас практически восстановлена орхонско-енисейская письменность кыргызов. Теперь нам надо дальше идти и восстановить нашу родную письменность. Народ, который помнит самый объемный эпос в мире «Манас» не может не иметь свою письменность. Вот на этих петроглифах или на других, взять хотя бы этот амулет, тут тоже что-то написано, может на нашем алфавите, мы же не знаем. Одни насаждали свою письменность и запрещали даже не то, что исследовать, даже напоминать о своей письменности. Нас выставляли кочевниками, не имеющих своих земель, свою письменность, свою религию. Сейчас мы, уже столько поколений привыкли писать на кириллице и пишем. Вот узбеки на латынь перешли, казахи собираются тоже перейти на латынь. Может это и лучше, чтобы народ привык к более современным письменностям, как английский.
Нам надо хотя бы просто восстановить свою письменность, может она была похожа на орхон-енисейскую письменность, может была совсем другая, вот это не знаем. Предполагается также, что кыргызы писали маленькими изображениями, рисунками, типа некоторых иероглифов. До сих пор мы не знаем, как и что означают наши национальные узоры, то что на камнях, то что изображены на различных старинных коврах и национальных изделиях. Может кыргызы писали элементами этих узоров.
Как ты знаешь, у кыргызов не было таких букв как «я», «ю или «ё». Бабушка не могла выговорить эти буквы, если по-русски просили ее повторить такое предложение «Я тебя люблю», то она отвечала повторяя буквально так: «Жатып ал уулу», что в переводе с кыргызского уже означало «Ложись сынок», мы смеялись до упаду и просили бабушку еще раз повторить снова и снова, потом она злилась на нас.
- Какие черты характера кыргызов тебе не нравятся бабушка? - спросила я.
- Знаешь, что больше всего мне не нравится, это такая плохая черта характера многих кыргызов как зависть. Я много думала, откуда это, почему у других не так сильно проявляется эта черта характера? Мне кажется, что раньше когда большинство кыргызов жили в ограниченном кругу людей, то большое влияние на их характер оказала также ограниченность и доступность жизненных ресурсов. К тому же кыргызы занимающиеся животноводством в горах имели много свободного времени. В горах они не занимались ни производством, ни земледелием. Поэтому, кто овладевал этими ограниченными ресурсами, будь то хорошое жилище, хорошее место, хорошая вода, блага цивилизации и многое другое, вызывали зависть у остальных.
Учитывая что, кыргызы объединялись в роды, племена, группы в определенных обособленных средах обитания, то возникали трения между этими группами, племенами и родами за владение ограниченными ресурсами. Это может нехватка разных ресурсов, денег, золота, жилья, продовольствия и т.п. Вот это все осталось в крови у кыргызов. До сих пор кыргызы делятся по родовым признакам и до сих пор завидуют друг другу. Я хочу, чтобы со временем с улучшением жизненных условий, с ростом благополучия населения, кыргызы забудут зависть, а пока этого нет, кыргызы всегда будут завидовать друг другу
Часть четвертая
Рассказ внучки Айпери
Бабушка Айсара умерла на третий день, как она мне отдала свой амулет. Она предсказала свою смерть точно. В этом тоже была своя мистика. Она говорила, что бабушка моей бабушки тоже умерла на третий день после того, как передала амулет. Получается, я тоже должна умереть на третий день после того, как я отдам кому-то свой амулет. Почему именно на третий день? Кто же установил такой порядок? Кто управляет этим процессом? Мне стало интересно и страшно. Что будет, если у меня кто-то его отберет? А если я случайно, не дай Бог, потеряю амулет?
Все эти вопросы требовали ответа, я начала читать записи бабушки и вскоре там нашла ответы на свои вопросы.
Моя бабушка Мариям так написала историю этого амулета:
- В древние древние века в предгорьях Тянь-Шаня, на северном берегу озера Туз-Кол (нынешнее озеро Иссык-Кол) расположился городок Чуна. В городке жили в основном кыргызы, но были и уйгуры, дунгане, китайцы. Большая часть кыргызов занимались животноводством, сельскохозяйственными культурами. Другая часть работала обслуживанием торговых караванов, которые шли беспрерывно из Китая и наоборот. Этот поток останавливался только в суровые зимние месяцы. Эти караваны всегда останавливались в Чуне, здесь они делали передышку после изнурительных тяжелых горных перевалов или перед преодолением их. Были в Чуне разные заведения, это заведения питания, ремонта повозок и колесниц, кузнечные мастерские, ювелирные и пошивные мастерские, гостиницы со своей охраной и другие.
В Чуне была даже своя школа, где работал знаменитый учитель, мудрейший Айбаш и с ним работали учителя, которые были раньше учениками Айбаша.
В школе учителя преподавали детям основы письменности, о числах, о движениях материй в природе, о звездах, составы и виды материй и растений, музыка и рисование, и другие предметы. Школой служило большое длинное каменное здание на краю городка, которого построили сами жители. В начале было немного учеников, потом стали приезжать и из других городов, наслышанные об успехах школы Айбаша в Чуне. Ученики учились и жили в одном здании.
Айбаш был уже старым по тем временам, как он сам говорил:
- Моих ровесников нет на этом свете давно, если бы я женился в свое время, то у меня сейчас были бы праправнуки.
Он был небольшого роста, с лысеющей головой, седой бородой, с острым подбородком, узковатыми глазами. Всегда носил свой треугольный калпак (национальный головной убор кыргызов).
- Я один век точно прожил, потому что я родился в год собаки, восьмой раз год собаки в моей жизни было три года назад, - говорил Айбаш.
Айбаш еще ходил прямо и даже учил детей. Он и жил рядом со школой, в соседнем доме.
Айбаш был самым старым жителем Чуны, он к тому же еще был духовным отцом Чуны и других близлежащих городов и деревень. Его считали единственным человеком, который побывал в царстве Шамбалы. Люди, которые слышали об этом не верили, но когда они вживую общались с Айбашем, начинали ему верить.
Действительно, Айбаш умел очень убедительно говорить и рассказывать о том, что с ним произошло, когда он исчез на долгих пять лет. Все думали, что он опять уехал куда-то, обычно он уезжал месяца на два-три, потом возвращался, один раз его не было год. Он из этих поездок привозил в основном книги, новые методы обучения, сам обогащался новыми знаниями в других странах.
На этот раз тоже так думали, но когда прошло пять лет, решили, что Айбаша, наверное, убили где-то, хотели даже символически его похоронить. Но когда прошло ровно пять лет со дня его исчезновения, точно день в день, он появился в Чуне как ни в чем не бывало. Причем в той же одежде, в которой он исчез. Такое было впечатление, как будто он никуда и не уходил, только вышел ненадолго из своего дома.
Выглядел он свежим, отдохнувшим, за пять лет он не только не состарился, а наоборот лет на десять как минимум помолодел. Все кто его знал удивлялись, куда он исчез и как появился?
Весть о том, что учитель Айбаш, появился в Чуне живой и невредимый распространилась быстро, и все хотели от него самого лично услышать историю его исчезновения. Вот что рассказал Айбаш:
- Когда мне исполнилось шестьдесят лет, я набрался жизненного опыта, прошел все от нищеты до жестоких войн. С купеческими караванами объездил полмира, овладел самыми лучшими знаниями, говорил на многих языках. Я за свою жизнь не обидел даже мухи. Уважал старших, учил младших. Совершил паломничество на священные горы Уч-Сумер на Алтае и Кайлас в Гималаях. Никогда не сквернословил, всегда помогал страждущим, не завидовал богатым. Всегда говорил о Боге, боготворил солнце, небо, звезды, землю, воду, огонь.
Я раньше слышал от многих мудрецов, которые были в разных государствах, царствах и ханствах, что кто достигнет высоких духовных и материальных знаний и если он всегда ходит под Богом и верил в него, кто совершает паломничество в Кайлас и Уч-Сумер, то он может попасть в царство благоденствия Шамбала.
Однажды, когда я был в Индии один старый мудрец, который сидел на улице и читал какую-то книгу, сказал мне:
- Ты, сын мой, обязательно побываешь в Шамбале, если все сделаешь так, как я тебе скажу.
Потом он целый день мне рассказал, что и как я должен сделать. Только вечером ушел от него к своим. Когда на следующее утро пришел попрощаться с мудрецом, то не застал его. Постоянно живущие там люди не припомнили такого старика. Я долго его искал в соседних городах, но не нашел его нигде.
После этого я себе дал слово, что все буду делать, как мне посоветовал этот старик, несмотря на трудности и невзгоды.
Бог забирает этого человека в царство Шамбалу, ее двери открываются, когда Бог велит. Я всегда верил, что Бог все видит и слышит, поэтому я все делал, как подсказывал мой разум, делал только добрые дела, служил Богу, служил народу. Всегда старался узнать и познать все тайны планеты, учился беспрерывно, где бы ни был. Но и свои знания передавал другим. Несмотря на голод и холод, я смог совершить паломничество в Кайлас и Уч-Сумер, не поддавался ни одной религии, верил в Бога и все. Не обращал внимания на всякие религиозные учения, о них я знал, но не следовал этим учениям. Делал все, даже больше, чему учил тот неизвестный мудрец из Индии.
Однажды случилось непредвиденное. Я как всегда рано встал, еще до восхода солнца. Оделся, умылся, стоял во дворе и как всегда любовался наступающим днем и восходом солнца. Благодарил Бога за то, что он дал мне возможность чувствовать и любоваться жизнью.
Вдруг у меня в глазах все потемнело от яркого света, и я ничего не видел. Какая-то невидимая сила подняла меня вверх и быстро понесла куда-то. Я начал обращаться к Богу, спрашивая, что со мной, куда я лечу. Не знаю сколько прошло времени, сколько и куда я летел, только помню, как открылся небольшой блестящий проем в глубине горы и я оказался внутри этой горы.
Меня сразу охватила какая-то внутренняя легкость, я мог легко летать, как птица. В голове не было никаких мыслей, как будто кто-то взял и стер в моем мозгу всю информацию и мысли. Как будто ничего не было в моей жизни и у меня в голове просто какая-то пустота.
Тогда у меня открылись глаза и я стал видеть. Вокруг меня был такой чистейший горизонт, какой-то другой, легкий и чистый воздух с ароматом какого-то цветка. Но я еще продолжал полет, затем начал спускаться ниже и я оказался на земле. И тут я увидел людей и город. Меня встретили несколько мужчин и женщин. Мужчины были одеты в белую одежду, женщины одеты в желтую одежду. Причем все одеты одинаково, было тепло и на ногах у них были одинаковые белые сандалии. Говорили они на языке похожем на древнетибетский. Я когда был на Тибете, немножко выучил с местными монахами древнетибетский язык, я стал чуть-чуть их понимать.
Все приветствовали меня и самый высокий из мужчин, все мужчины были выше меня ростом, обратился ко мне и сказал:
- Мы приветствуем тебя, пришелец, из мира Тандола(они так называли Землю), добро пожаловать в царство Шамбалы!
И только тогда я понял, куда я попал. Я же сам всю жизнь мечтал увидеть Шамбалу!
Я помню, когда был в Индии, один мудрец сказал мне, когда я спросил у него где искать Шамбалу:
- "Поиск Шамбалы так разнится в сферах духовных, и неужели люди думают, что найдут общину Шамбалы нашествием или постом? Скажем тому, кто знает путь к нам: "Иди путем любви, иди путем труда, иди путем щита веры". Тому, кто нашел образ наш в сердце своем, мы скажем: "Иди сердцем, и "чаша" путь утвердит". Тому, кто думает, что постиг свой путь самомнением, тому скажем: "Иди поучиться у духа, знающего завершенье".
Потом тот самый высокий опять обратился ко мне:
- Мы все здесь братья и наши учителя сказали нам, чтобы мы показали вам Шамбалу и дали вам наш медальон. Ознакомили вас с нашей жизнью и вы вернетесь назад на Тандолу.
Мы сели на какое-то летательное средство и полетели над Шамбалой. Было очень тепло, видны горы, здания в небольших населенных пунктах, везде зеленые интересные растения, которых нет на земле и питаются они из горячих источников и даже животные, которых в жизни не видел. Еще такие яркие краски разных оттенков, яркая природа, такую красоту в жизни не встречал. В небе летели сотни и тысячи разных летательных аппаратов, которые быстро появлялись и мгновенно исчезали куда-то. Жителей в Шамбале было очень много, я не знаю сколько, но явно намного больше, чем на земле, или мне так показалось. Везде была слышна негромкая чарующая песня и восхитительная музыка. Я просто был поражен и ошарашен. Не зря я оказывается стремился попасть сюда. На душе было спокойствие, наслаждение и умиротворение.
Мы быстро все облетели и сели обратно, как я понял в самом сердце Шамбалы в городе Калапа, в столице царства Шамбала. Калапа расположена на ровном горном плато, имела форму круга. Перед городом находилось священное озеро. В городе расположен царский дворец прямоугольной формы с закругленными углами. С западной и восточной стороны от дворца находится еще два озера, подобных растущей и ущербной луне.
И мне вспомнились слова из песен тибетской религии бон, в котором поется о далекой Шамбале:
- Да будет небо - сапфир!
Пусть желтое солнце мир
Наполнит светом своим
Оранжево-золотым!
Да будут ночи полны
Жемчужным блеском луны!
Пускай от звезд и планет
Спускается тихий свет,
И радуги окаем
Сияет синим огнем!
Пусть в небе мчатся ветра,
Пусть поит дождь океан,
Пусть будет вечной земля,
Родительница добра;
Здесь так зелены поля,
Так много прекрасных стран!
Я хотел что-то спросить, но у меня не мог выразить словами, но они поняли, что я хотел спросить.
- Да, это не сон, вы действительно в Шамбале. Вот вам наш знак, здесь наш символ, по краям написано слово «Шамбала» на нашем шамбальском языке, этот знак дается тем, кто побывал в Шамбале. Это не простой медальон, он имеет свои особые волшебные свойства на Тандоле, на вашей родине. Вы должны перед смертью своей передать этот медальон своей внучке, дочке или сестре. В первую очередь внучке, если внучки не будет, то дочке, если и дочки не будет, то сестре. Ну а дальше передача должна идти только по этой схеме. На третий день после передачи медальона, того, кто передал медальон ждет неминуемая смерть. Если нарушается это правило, то теряются волшебные свойства медальона.
Если по каким-то причинам вы не успеете передать медальон до вашей смерти, то медальон обязательно достанется тому, кому вы намеревались передать медальон, причем в течение одного дня.
Если хозяин медальона отдает добровольно или продает другому человеку, не соблюдая правила передачи, то этого хозяина ждет смерть, а новый владелец не станет истинным хозяином медальона.
Истинные хозяева медальона простят тех хозяинов, которые зашищая медальон вынуждены пойти на крайние меры, вплоть до убийства.
Хозяин медальона должен соблюдать те же правила, которые соблюдаются для достижения Шамбалы.
Человек, являющийся хозяином этого медальона, получает от исконных хозяев напутствия и советы при возникновении опасности для медальона, может спасти жизнь и хозяину. Этот хозяин, а не просто носитель медальона, именно истинный хозяин только получит такие советы.
Если кто-то силой или обманом отберет этот медальон у хозяина и не вернет в течение одного дня, того кто отобрал медальон настигнет жестокая кара и его ожидает неминуемая смерть.
Если все-таки медальон случайно потеряется, то он непременно вернется хозяину в течение одного дня.
Если вы хотите, чтобы медальон всегда оберегал вас, то не снимайте его никогда.
Без крайней необходимости никому не показывать медальон, это опасностно для жизни.
Хозяин медальона тоже будет владеть определенным волшебством при условии, если будет строго следовать принципам Шамбалы. А какие свойства? Это увидите сами в процессе их проявления. Это будет доказательством, что вы достигли Шамбалы и соблюдаете его принципы.
Сила волшебного действия медальона не будет ослабевать, если хозяева будут следовать в своей жизни принципам Шамбалы, а если нарушите вы или тот человек, которому передается дальше этот медальон, то волшебные свойства потеряеют свою силу.
Так он закончил свой рассказ и надел мне шею медальон и затем сдвинул его прямо над сердцем.
- Постарайтесь носить его в этом месте над сердцем, - посоветовал он,- Наступит день, когда объединятся наши умы и сердца.
- Пусть всегда поддержи дух Шамбалы! Ждем вас здесь вместе с вашими последователями, - воззвал он и поднял руки к небу и остальные сделали то же.
Меня подхватила невидимая сила, я опять пролетел через узкий проход и очутился, точнее опустился на землю возле своего дома.
Дом мой был закрыт. Удивительно, моя память вернулась ко мне. Ум мой прояснился. Стал быстро соображать и принимать решения .
Я удивился, что дом закрыт на какой-то замок и стал очень старым. Рядом с дверью и во дворе все заросло травой. Вроде недолго отсутствовал, я был в Шамбале как во сне и быстро вернулся. Но не смог представить точные очертания и описания людей и предметов, которых я видел там, были одни силуэты. Помню была красивая природа, здания, все помню, но вот точных картинок у меня в голове не получалось.
Думал, что делать и пошел к своему соседу Нарбеку узнать в чем дело. Нарбек был намного младше меня и занимался изготовлением керамических изделий и у него прямо в доме была своя мастерская. Он всегда работал там со своими работниками.
- О-ой, кого я вижу?! Неужели вижу мудрого Айбаша или его привидение?- удивленно и радостно закричал Нарбек. Он увидел меня и бросил свою работу, он был здоровым мужиком, с черными усами, был в рабочем халате весь в грязи.
- Что кричишь, дорогой? - спросил я.
- Мы думали ты уже не вернешься из дальних странствий. Где ты был? Говорили, что ты наконец женился на красивой индуске и живешь в горах Индии и не вернешься обратно домой. Вижу, помолодел, посвежел. Видать женитьба пошла на пользу,- засмеялся Нарбек.
- О чем ты говоришь? Я никуда и не уезжал, побыл недолго в одном месте и вернулся, - удивился я.
- Ну, конечно, исчез на пять лет. Мы тебя хотели похоронить уже, еще бы чуть-чуть, твой дом хотели отдать кому-то, - сказал он.
- Какие пять лет, дорогой?! Меня не было от силы часа два-три, может пять часов, - ответил я.
- Что с тобой, у тебя все нормально? Что разучился время считать, мой мудрец? Когда ты исчез какой год был, а сейчас какой? - спросил Нарбек.
- Как же, сейчас год тигра, - сказал я уверенно.
- Что с тобой, мудрец наш, не заболел ли в Индии после женитьбы? Сейчас год петуха, пять лет назад, был год тигра, - засмеялся Нарбек.
- Получается, что я там был пять лет! Я же был совсем недолго, даже не ночевал там и не спал, - сказал про себя я.
- Да ладно, мудрец наш, рассказывай, как там в Индии. Сам приехал или с женой? - спросил Нарбек.
- Слушай, Нарбек, закончишь свои дела приходи ко мне. Я все расскажу не спеша, - сказал я и вернулся обратно домой.
Я задумался над словами Нарбека, неужели я отсутствовал пять лет? А сам начал наводить порядок возле дома. Наконец открыл двери дома сорвав замок и заметил, что кто-то хозяйничал тут без меня и сделал уборку, привел все в порядок. Главное, мои книги все были на месте.
Пришел Нарбек и с порога крикнул:
- Я попрошу дочек помочь тебе убраться, почистить, - предложил Нарбек.
- Нет спасибо, я уже начал, все сделаю сам, ты только присядь сюда, - сказал я ему.
- Ну теперь рассказывай, как там в Индии? - спросил Нарбек.
Я неспеша все ему рассказал, кроме медальона. Нарбек молча, выслушал и в конце сказал:
- Слушай, неужели все это действительно приключилось с тобой? Или ты все это выдумал, мудрейший? С трудом верится, но учитывая твои заслуги, твое мировоозрение и поведение, путь в Шамбалу может и открылся тебе. Ты не запомнил где эти ворота, в каких горах? - с недоверием спросил он.
- Нет, не запомнил, все произошло очень быстро и я не успел все запомнить. Глаза открыл, когда заходили, а когда выходили, то сразу полетели и я закрыл глаза, - сказал я.
- Я слышал, что ты знаешь много историй о людях, которые пропадали? Бывало, пропадали люди и целые отары животных, после некоторые возвращались, - спросил Нарбек.
- Я слышал разные истории, о том, как люди случайно находили Шамбалу. Часто случалось, что тот, кто находил её, назад не возвращался. А кто находил и возвращался, во второй раз ни за что не мог найти. Существует история об охотнике, который блуждая в каменистой долине за горами, услышал звук барабанов. Следуя за музыкой, он, пройдя по проходу в скале, увидел красивую долину с рисовыми полями, деревнями и монастырём. Люди там жили в мире и счастье. Они тепло приветствовали его и убеждали остаться, но он хотел вернуться домой за своей семьёй. Хотя они предупредили его, что он больше не найдёт дорогу, охотник настоял на том, что должен уйти, и повесил на скале возле входа свою обувь и ружьё, чтобы отметить это место. В уверенности, что без труда снова найдёт его, отправился за женой и детьми. Но, вернувшись с ними, он обнаружил свою обувь и ружьё, висящими на непроходимой стене.
В другой истории охотник выследил оленя, преследовал его, но не смог поймать. Олень завёл его на заснеженную гору, где скрылся в расщелине. Хотя проём в скале был достаточно большой, охотник оставил лук и стрелы у входа и пошёл безоружным. На той стороне он нашёл место прекрасное и радостное — вместо воды в реках там текло молоко, а вместо камней была деликатесная еда. Подумав о том, как счастливы были бы там его жена и дети, он отметил расщелину и пошёл за ними домой. Но когда вернулся с семьёй, отметка исчезла, и он не смог найти это место, - рассказал я.
- Значит, никто не знает точное местоположение Шамбалы? - спросил Нарбек.
- Да, кто живет на земле, тот пока не знает, - ответил я.
- Получается, что ты там был недолго, а здесь за это время прошло пять лет,- удивился Нарбек.
- Я теперь понял, что в Шамбале совсем другое временное измерение, это другой мир, параллельный мир, где вечная жизнь, - сказал я.
- Вот ты мудрейший, помолодел на десять лет как минимум, а мы постарели еще на пять лет, я тоже хочу попасть в Шамбалу, - сказал Нарбек.
- В Шамбалу надо стремиться попасть не для того, чтобы помолодеть, а для постижения высоких духовных знаний и быть избранным Богом, чтобы попасть в Шамбалу, в царство общего благоденствия и блаженства, чтобы поговорить высшими духами, посмотреть параллельный мир.
Шамбала - это такое место, где духовный мир сочетается с материальным. Как в магните бывает точка наибольшего притяжения, так ворота в духовный мир открыты в каком-то обителе гор. Я дальше собираюсь посвятить свою жизнь тому, чтобы учить людей, как им добиться быть достойным побывать в Шамбале.
- Что с моей школой, я хочу пойти туда? - спросил я.
- Ты исчез, многие учителя перестали работать в школе. Там остался только один, как его? А, Эрбол Кашкар! Он еще учит людей грамоте и все,- сказал Нарбек.
Эрбол Кашкар был моим учеником, он родился в китайском городе Кашкар, один из самых грамотных и первых учителей моей школы.
Потом, когда Нарбек ушел, то наконец-то выдалось время в одиночестве внимательно не спеша рассмотреть свой медальон из Шамбалы.
Медальон был новеньким, блестел, как будто только отчеканили. Медальон был бледно коричневого цвета, на одной стороне темно-коричневым, почти черным цветом были выбиты две переплетенные змеи в форме свастики, по краям вокруг были выбиты символы, означающие на языке, похожем на древнетибетский язык слово – Шамбала. На другой стороне изображено солнце, в центре солнца было выбито изображение горы в виде треугольника, а посередине треугольника было изображение похожее на глаза. Солнце понятно, а гора скорей всего означала, где находится Шамбала, а глаза видимо всевидящие глаза Бога.
Материал был не похож ни на золото, ни на серебро, ни даже на бронзу. Явно видно, что сделано совершенно из неизвестного нам сплава или материала.
На следующий день, узнав о моем появлении в Чуне от Нарбека и его работников, много людей пришли в школу поздороваться со мной. Всем было интересно, как Айбаш исчез, куда исчез и как появился.
Самое интересное, волшебства начались прямо с утра. Когда, как обычно рано утром встал и хотел выйти на улицу, поблагодарить Бога за жизнь и Шамбалу, посмотреть на восходящее солнце, мои свечи в доме загорелись сами, и в комнате стало светло.
Я сразу вспомнил слова моего сопровождающего в Шамбале, что будут сопровождать меня волшебства. Интересно, что же еще будет?
Потом когда пришел в школу, многие мои ученики тоже пришли. Хотя их никто не звал, они оказывается видели во сне, что я зову их настоятельно в школу, потом они слышали от людей, что я действительно приехал. Это тоже было странно, ведь они даже не слышали про меня долгое время до этого. Причем все видели одинаковый сон. Рассказывая друг другу, они удивлялись совпадению снов. А я понял, что это мои покровители постарались.
Я не ожидал, что столько народу соберется в школе. Мы вышли на улицу, так как в школе уже не вмещались.
Собравшимся я рассказал о том, где я пропадал эти пять лет и что нам нужно делать, чтобы попасть в Шамбалу. Все слушали с интересом, многие уже знали про Шамбалу, особенно учителя и ученики нашей школы. Потом начали задавать вопросы. Вопросы, конечно, все о той же Шамбале и о том, как туда попасть.
- Вы просто не представляете, как я чувствую себя после Шамбалы! У меня кроме улучшения состояния организма улучшились и ум, восприятие мира. Я иногда разговариваю с духами. Со мной происходят неожиданные волшебства. Со временем может вы убедитесь в этом, - сказал я и потом рассказал про эти волшебства
- Я постараюсь разработать приблизительные требования к тем, кто стремится попасть в Шамбалу, и завтра же вывешу в школе. Пожалуйста, кому надо завтра можете переписать, кто не может писать, тому помогут прочитать наши учителя и ученики, - сказал всем я.
Я потом написал на бумаге эти требования так, чтобы было понятно всем:
- Попасть в Шамбалу могут все! В независимости от пола, рода занятий, возраста, национальности, физического, материального благосостояния, гражданского состояния, вероисповедания
- Верь всегда Богу, создателю Вселенной и духам. Не пытайся найти Шамбалу путешествием в неизведанные страны, не позванный не дойдет никогда до Шамбалы
- Всегда твори добро по отношению ко всему окружающими тебя миру
- Всегда борись со злом убеждением, примерами, учениями, борись со злом не воинством, а доброжелательностью
- Всегда стремись овладеть материальными и духовными знаниями, учись и учи других
- Не завидуй, не льсти, не обманывай, не сквернословь, не ругайся, отвечай на плохое только хорошими словами и делами
- Уважай родителей, старших и учи этому младших
- Всегда соблюдай чистоту тела и духа
- Подготовь себя всегда психически и духовно к получению и освоению энергетики Шамбалы
- Обязательно совершить паломничество в священные горы Кайлас и Уч-Сумер хотя бы один раз в жизни.
Вот такие приблизительные требования я передал свои ученикам, чтобы они сами учились и другим людям передали.
Потом я спросил у своих учеников, которых было человек тридцать:
- Теперь вы расскажите, что было в школе во время моего отсутствия.
Все посмотрели на Эрбол Кашкара, и он начал рассказывать:
- Что скрывать, вначале все было нормально. Мы учились по вашей программе, все были заняты, ученики все ходили, но спустя год начались первые проблемы.
Однажды наш учитель Сансызбай предложил избрать нового настоятеля школы в виду долгого вашего отсутствия. В принципе многие уже потеряли надежду, что вы вернетесь. Сансызбай сказал, что вы бросили нас, мы не знали где вы и были согласны с ним. Коллектив и ученики хотели видеть меня в роли нового настоятеля, но Сансызбай начал уговаривать учителей и учеников школы и вести тайную игру, чтобы не допустить избрания меня на роль настоятеля школы. Мы приложили много усилий, чтобы не разделять учителей и учеников. Они все-таки избрали меня настоятелем школы. А на третий год вашего отсутствия Сансызбай предложил отдать ваш дом кому-нибудь из учителей. Мы решили, еще подождать и узнать живы вы или нет. Мы спрашивали у всех караванов, которые проходили через нас, не видели ли они вас? Потом мы узнали, что Сансызбай пустил слух, что вы женились на индуске и живете припеваючи где-то в Индии и вроде не собираетесь возвращаться на кыргызскую землю. Как только Сансызбай услышал, где вы были, он исчез куда-то в неизвестном направлении.
А так количество учеников увеличилось, и мы уже не помещаемся в этом здании. Уже стоит вопрос о расширении школы. Мы еще проводим дополнительные обучающие курсы для швейных и кожевенных мастерских.
- Ну с Сансызбай, это пусть Бог рассудить. Дай Бог, ему встать на правильный путь, еще я хотел бы выразить благодарность за ваше терпение и веру в Бога,- сказал в ответ я.
Я сам привел к себе Сансызбай, когда только начал обучать детей, потом и взрослых грамоте. Стал я не успевать и слышал, что Сансызбай вернулся из Китая, где он учился. Поговорив с ним, понял, что он хорошо знает языки и некоторые науки, и я его уговорил. Мы с ним работали хорошо, пока не появился Эрбол Кашкар, он стал ревновать, что я больше стал с ним общаться.
Сансызбай очень умный и грамотный учитель: хорошо знал математику, писал на нескольких языках, знал звезды, законы физики и химии. Он был младше меня намного, лет на десять, небольшого роста, лицо было рыжеватое, соответствующее имени, слово «сары» с кыргызского переводится как «желтый», узкие хитрые глаза. Все он делал быстро, имел очень скрытный, но амбициозный характер. Это ему и помогало, и мешало. Он не любил тех, кто имел мнение, отличающееся от его по какому-либо вопросу, считал себя во всём правым. Я всегда старался с ним не конфликтовать, и находил общий язык.
Мои учителя и я жили на добровольные пожертвования родителей учеников, самих учеников, а также крупных торговцев, хозяев многочисленных мастерских, которые были тогда в Чуне и его окрестностях.
Многие купцы и промышленники приходили к нам в школу и иногда советовались по разным вопросам, просили сделать какие-то нужные им расчеты про свойства разных материалов и так далее. К нам приезжали со всех городов и деревень вокруг Туз-Кола.
Мы делали всё это как могли и они в свою очередь помогали нам. Из-за этого тесного сотрудничества и существовала наша школа.
В то время в Чуне была кузнечная мастерская одного китайца Лю, у которого работали кыргызы. Лю жил здесь со своей семьей. Он переехал давно из Китая в Чуну. Лю, в отличие от других китайцев, был высоким, крупным и сильным. У него была большая голова, узкие глаза, широкий лоб, ему было лет сорок. Лю всегда был подтянутым, очень подвижным и любознательным. Он научился секретам кузнечного искусства и металлургии съездив в южные развитые районы Китая, был в Индии и даже в Сирии. Везде он учился кузнечному делу, после нескольких лет работы в Чуне он стал известным мастером и все старались заказать у него нужные инструменты, боевые снаряжения, детали для упряжки коней, арб и повозок.
Одного из работников Лю звали Чоно, второго Шорук. Он выбрал их из многочисленных желающих молодых кыргызов работать у него. Все знали, что Лю очень известный мастер и у него можно многому научиться, не только кузнечному, но и ювелирному делу. Вначале ему было трудно разговаривать, но он быстро научился говорить по-кыргызски.
Чоно и Шорук были почти ровесники, им было лет по двадцать. Чоно был повыше ростом, был красивым мальчиком. Шорук был здоровым, похож на монгола с большой головой, имел вспыльчивый характер.
Чоно в свободное от работы время ходил в школу и учился. А Шорук не ходил, но потом понял что без знаний ему тяжело и тоже стал ходить в школу вместе с Чоно. У Шорука родители занимались животноводством и жили в деревне недалеко от Чуны.
- Как я вас, никто учить не будет, учитесь, работайте, не ленитесь,- советовал всегда китаец Лю.
А работа кузнеца была тяжелая. Особенно прибавлялось работы, когда заказывали доспехи для воинов, тогда Лю еще привлекал работников. Много делали стрел для лука. Кроме воинских доспехов делали много и колес для колесниц, повозок, плуги для пахоты, конные упряжи, гвозди и другие металлические предметы. Когда уменьшались такие заказы, то Лю сам занимался изготовлением отдельных штучных предметов домашнего обихода, некоторых из них делали из меди, бронзы, олова. А что касается женских украшений и индивидуальных заказов, то Лю закрывался в своей комнате, делал их по эскизам заказчиков и никому не выдавал секретов их изготовления.
Со временем Чоно стал просить Лю, чтобы он научил его делать разные сплавы, ювелирные изделия из серебра и золота. Долго не учил его он, пока однажды не заболел. Когда ему стало немного лучше, то он пришел в мастерскую и открыл комнату, где делал свои изделия. Лю показал только Чоно свои секреты и искусство. Лю был уверен, что Чоно сумеет сохранить его искусство и передасть следующему поколению.
- Ты всё запиши и никому не показывай! Если ты будешь всем это показывать, то скоро сам все перепутаешь и у тебя ничего не получиться, да и денег не заработаешь, - сказал Лю.
- Я вам очень благодарен, никому не буду показывать, сделаю все, как вы сказали, учитель, - сказал Чоно.
Потом Лю дал ему и ключи от этой комнаты, просил туда никого не пускать.
- А Шоруку тоже не давать? - спросил Чоно.
- Я же сказал, никому! Когда я буду здоров, то я буду приходить и буду дальше учить, - ответил Лю.
Когда Лю ушел Чоно открыл комнату Лю и начал смотреть внимательно еще раз, повторять, то что ему говорил Лю. Затем Чоно под руководством Лю начал делать элементарные золотые вещи, скоро стал сам их изготавливать и придумывать разные формы изделий.
Шорук ревностно относился к тому, что Лю доверил свои секреты Чоно, а не ему. Он сильно переживал думая, в чем же он уступает Чоно. По его эгоистическому мнению, он был лучше, чем Чоно. Чоно накопил много знаний, многое умел делать, знал языки. Эти мысли терзали его самолюбие постоянно. В конце концов у него проявился тот характер, черты которого и не любил в нем мудрый Лю. Шорук стал везде выступать против Чоно, как только представлялся случай. Они были хорошими друзьями, но после того, как Лю поручил свои секреты только Чоно, они стали отдаляться друг от друга.
Это стало еще больше проявляться, когда Лю не стало.
Однажды приехали китайцы, они встретились с Лю, долго о чем то разговаривали, затем вроде уехали. Но Лю нашли мертвым вечером на поле, на окраине города, кто-то заколол его кинжалом. Жена Лю тоже не знала, кто же они были, эти последние визитеры китайцы. Впрочем, скоро и жена Лю с детьми уехала в Китай к своим, оставив на время мастерскую Чоно.
В то время в Чуне жил один местный богач по имени Доку. У него было свое большое хозяйство, многочисленные стада, отары коров, табуны лошадей. Доку имел несколько мастерских, можно сказать небольших фабрик, где занимались обработкой кожи крупного рогатого скота, делали шерстяные изделия, пошивали различную одежду, он же держал еще и гостиницу для приезжих. У него было несколько жен и много детей. Одна из дочерей Доку выросла умной девочкой, ее звали Айпара. Она единственная из детей Доку, начала ходить в школу Айбаша. Ей тогда было всего 14 лет, но была не по годам высокая и стройная. Она была очень красивая, все мальчики дрались из-за нее. Друзья Доку, богачи Чуны, давно уговаривали отдать Айпару в жены своим сыновьям. Доку больше всех любил Айпару. Она была грамотная, читала ему разные книги, Доку всегда ставил Айпару в пример остальным детям. Он не спешил отдавать дочку замуж, да и Айпара всегда говорила отцу, что она сама выберет жениха.
Однажды в школе, когда Чоно хотел посоветоваться с мудрейшим Айбашем по одному вопросу, он увидел Айпару, выходящую из школы. Многие его друзья говорили о ней.
Говорили, что богач Доку отдаст дочь лишь за сына богатого.
Чоно раньше слышал про красивую и умную дочь Доку, ему не удавалось ее встретить, но на этот раз он увидел ее впервые так четко с близкого расстояния. Она поздоровалась с ним, и опутив свои большие красивые глаза, прошла мимо. Чоно долго не мог войти в школу и смотрел вслед за Айпарой, удивляясь и восхищаясь ее красотой. Стоял он долго, его сердце учащенно билось, и сам он удивилялся своему состоянию. Он хотел побежать за ней и посмотреть на нее еще раз.
Вот с этой встречи и началась любовь Чоно к Айпаре. Как только он заканчивал работу, бежал в надежде, встретить ее в школе. Постепенно он узнал график посещения школы Айпары. Однажды Айбаш попросил его рассказать группе учеников о кузнечном ремесле, металлургии и, если будет возможность, даже показать им это на практике. В условленное время, ученики пришли в его мастерскую, Чоно увидел среди них Айпару. Он очень волновался, но четко всё показал и ответил на их расспросы. Здесь они и разговорились в первый раз. Айпара спросила у Чоно, как изготавливаются золотые женские изделия:кольца, сережки, украшения на волосы. Чоно просто рассказал, но показать не мог, так как нельзя было по преданию Лю показывать этот процесс. Айпаре очень понравился рассказ Чоно и сам он тоже. Айпаре было видно, как Чоно увлечен и хорошо знает своё дело. Потом они еще много раз встречались в школе и разговаривали на разные темы.
Айбаш очень любил Чоно, он был одним из самых одаренных его учеников, они часами могли сидеть разговаривать и он многому научил Чоно. Айбаш его приглашал домой, и Чоно часто оставался у него ночевать. Со временем Чоно стал для Айбаша как родной сын.
Они виделись почти каждый день, если не дома, то в школе. Айбаш заметил изменения в Чоно, что-то его беспокоило. Обычно он ничего не скрывал от Айбаша.
- Что с тобой, сынок? В последнее время задумчивый стал, тебя что-то беспокоит, не заболел ли? - спросил мудрейший Айбаш.
- Да вроде ничего особенного, все думаю об учебе и работе,- ответил Чоно.
- Нет, ты не об этом думаешь. Тебя волнует что-то другое, не влюбился ли ты? - спросил Айбаш.
Он попал в точку. Чоно пришлось признаться.
- Вы правы, мне понравилась Айпара, дочка Доку, может и влюбился,- засмеялся Чоно.
- Это дело молодое, с этим ничего не поделаешь, - сказал Айбаш.
- Только я слышал, что Доку выдаст ее лишь за сыновей богатых своих друзей, - сказал Чоно.
- Насколько я знаю Доку, он очень любит свою дочку и считается с ее мнением, раз он отправил ее даже учиться. Отсюда я делаю вывод, что Айпара может сама решить свою судьбу. Поэтому не слушаай никого и добивайся своей любви, - посоветовал Айбаш.
После этого Чоно уже смело стал общаться с Айпарой. Стал провожать ее домой после школы. Они говорили на разные темы, Айпара удивлялась, как много Чоно знает. Однажды она спросила и про Лю:
- А что с вашим учителем, почему его убили, кто убил?
- Думаю, убили его свои земляки китайцы за то, что он научил кыргызов, то есть нас, секретам металлургии и металловедения, - ответил Чоно.
- Только из-за этого?! – воскликнула Айпара.
- Да, других врагов у него вроде не было. Я слышал немного, как китайцы кричали на него. Лю хотел развить свои дела с нашей помощью, тем более он болел долго, - ответил Чоно.
Айпара с Чоно очень подружились, как только Айпара появлялась в школе, она искала Чоно. Если Чоно приходил в школу, то искал ее.
Шорук очень злился, когда видел Чоно вместе с Айпарой. Он давно любил Айпару, даже писал любовные письма ей, но она ни на одно письмо не ответила.
Ничего не сказав Чоно, когда еще никаких разговоров между Чоно и Айпарой о женитьбе не было, Шорук сказал Доку при встрече, что его дочь собирается замуж за Чоно. Доку в тот же день решил с ней поговорить.
В это же время все гадали, куда исчез Сансызбай. Сансызбай отправился сначала в свою родную деревню, потом в деревню, где жил его родственник разбойник Жоро. Он хотел попросить его, чтобы он со своими людьми убил Айбаша.
- Айбаш совсем не так стал учить людей, пудрит мозги им какой-то Шамбалой, обманывает, что он побывал там и всех хочет превратить в послушных баранов, мечтающих только о Шамбале, - говорил всем Сансызбай.
Но открыто поспорить с Айбашом он избегал и чего-то боялся.
Послушав аргументы своего родственника Сансызбай, Жоро поручил своим людям, чтобы они поехали в Чуну и убили Айбаша.
Айбашу Чоно рассказал о непростых отношениях с Шоруком. Послушав его, Айбаш сказал:
- Я долго думал, откуда у многих кыргызов такая не очень хорошая черта характера, как зависть? Я замечаю, что часто у многих сильно развивается патологическая зависть. Мы не умеем радоваться чужим удачам и успехам. Кстати, этой болезни подвержены не только представители слабого пола, но и сильного. Вот Шорук из-за зависти, что именно тебе, а не ему доверил Лю свои дела, начинает мстить. Хотя ты не виноват, ведь ты ничего плохого по отношению к Шоруку не предпринимал. Чувствую, также происходят мои отношения с Сансызбай. Он не верит, что я побывал в Шамбале, до этого еще распускал небылицы и слухи обо мне. Теперь вот исчез, боюсь, что он вернется скоро с не очень хорошими намерениями. Шоруку ты постарайся все разъяснить и убедить, что ты думаешь и покажи ему свою доброжелательность. Может он скоро и поймет что к чему. А вот с Доку я сам поговорю, если ты не возвражаешь.
- О чем вы хотите поговорить с Доку, о том, что Шорук не прав? - спросил Чоно.
- Нет, я хочу поговорить с ним, пока есть возможность, о твоей помолвке с его дочкой Айпарой.
- Пока не надо. Айпара сказала, что сама поговорит с отцом и решит,- сказал Чоно.
Доку рано пришел с работы и как всегда не нашел свою дочь Айпару дома. На его вопрос, жена с улыбкой ответила:
- О, хозяин, вы же знаете, она сейчас поздно приходит со школы. Говорят у нее любовь с этим молодым кузнецом Чоно.
- Чему она там учится? Вот это я хочу узнать, а вам только сплетни рассказывать, - злился Доку.
Айпара придя домой рассказала отцу, чему она научилась в школе за последнее время. Доку в начале собирался даже поругать Айпару, но после ее рассказов о школе он забыл про свои намерения и только в конце попросил:
- Дочка, ты уже взрослая, только прошу осторожно в общении с мальчиками,- предупредил Доку.
- Ты не бойся, отец, меня не украдут, потому что все мальчики боятся тебя,- засмеялаь Айпара.
- Может тебе кто-то из мальчиков нравится? Говорят, с кузнецом Чоно ты общаешься! Подумай, какое у тебя будет будущее? - сказал Доку.
- Кто тебе сказал? Мы с ним просто дружим, - ответила Айпара.
- Не вздумай убежать с ним, - предупредил Доку.
- Если решим, то может и убегу, только я тебе заранее скажу,- сказала Айпара.
Доку не стал возражать любимой дочке.
Тем временем Жоро отправил своих пятерых джигитов, чтобы они нашли Айбаша и убили его незаметно. Когда они прибыли в Чуну, Айбаш сидел дома и читал книгу китайского мыслителя. Джигиты Жоро зашли в дом Айбаша и схватили его. Дело было вечером, на улице уже было темно. Внутри дома в нескольких местах горели масляные лампы. Джигиты схватили Айбаша с намерением вывести его на окраину и там убить, но вдруг погасли все лампы, стало темно. Потом вспыхнул сильный свет, который ударил больно в глаза нападавшим и они на время ослепли. Когда же через некоторое время они пришли в себя, то Айбаша на месте не оказалось. Затем джигиты хотели поджечь дом Айбаша, но не смогли развести огонь. Потом они все как-то неожиданно обессилели, им стало так плохо, что они бросили эту затею и поспешили убраться, обратно к себе в деревню. Жоро и Сансызбай не поверили в то,что они рассказывали. Эти пять джигитов после этого заболели неизвестной болезнью и умерли. Сансызбай испугавшись, оставил свои коварные планы и пришел к Айбашу просить прощения.
После этого случая, все жители Чуны, поверили Айбашу и его волшебным способностям. Айбаш также предсказывал будущее, определял болезни людей.
Его стали звать "Коз ачык Айбаш", то есть экстрасенсом Айбашем.
Вскоре, Айбаш попросил Доку, чтобы он отдал свою дочь Айпару за Чоно, и они поженились. По просьбе Айбаша, Чоно и Айпара стали жить в доме Айбаша.
Шли дни, Айбаш постарел и, когда ему было уже за 100 лет, передал свой амулет Айпаре, так как у него не было своих детей.
Потом Айпара передала своей дочке Аксаамал, та передала внучке Мурок, и так передавался амулет от поколения к поколению.
....Вот такая история моего амулета.
Теперь я стала, можно сказать, полноправной хозяйкой амулета. Я, как и обещала бабушке, поступила на исторический факультет Кыргызского Национального университета. На первом курсе в основном проходили общеестественные предметы и только на втором курсе начали изучать историю Кыргызстана.
Нам преподавала этот предмет Светлана Прокофьевна Подорожная, кандидат исторических наук, доцент. Она всегда была строго одета, лет шестидесяти, никогда не улыбалась. Всегда в хороших очках, с аккуратной короткой прической. По некоторым темам у нас с ней возникали споры, я начала говорить совсем другие версии из истории Кыргызстана и она пожаловалась заведующему кафедрой Асангазы Усекову, доктору исторических наук, на меня, якобы я не воспринимаю ее как специалиста и преподавателя.
- Я здесь работаю уже тридцать лет! И у меня никогда такой студентки не было! Она опровергает устоявшуюся науку об истории Кыргызстана. Она также выдвигает националистические идеи, - заявила она.
Меня, естественно, вызвали к заведующему кафедрой. С порога он начал мне говорить, что обыкновенно говорила Светлана Прокофьевна.
- Вы меня тоже послушайте! Конечно, я еще молодая и многое в истории Кыргызстана не знаю досконально. Я просто высказывала свое мнение, основываясь на рассказы бабушки. Вот не знаю, Светлана Прокофьевна не взлюбила меня с самого начала и всё!- сказала я.
- А что рассказывала бабушка? - вдруг заинтересовался Асангазы Усекович.
Он был моложе Светланы Прокофьевны, смуглый, высокий, худой и с седыми редкими волосами. Я рассказала основные моменты бабушкиной версии истории Кыргызстана.
- Твоя бабушка жива, она от кого все это слышала? - спросил он.
- Она умерла два года назад. Она говорила мне, что ей все это рассказала ее прабабушка, - ответила я.
- Ты, дочка, если можешь все это напиши. Систематизируй, потом мы с тобой встретимся и обсудим, что дальше делать, а со Светланой Прокофьевной не оспаривай ее лекции, все равно ты ей ничего пока не докажешь, - сказал завкафедрой.
- Хорошо, я к вам через неделю приду с записями, - сказала я и ушла.
Через неделю я принесла ему записи рассказов бабушки по истории Кыргызстана, про амулет промолчала.
- Спасибо тебе большое, можно я прочту и верну? - попросил Асангазы Усекович.
- Давай сделаем так, если хочешь, займемся исследованием тех положений об истории Кыргызстана по словам бабушки и попробуем или доказать или вообще опровергнуть их, - предложил он.
Я согласилась, и он мне дал задание изучить петроглифы Таштак-Бака и Саймалуу-Таша, на основе рассказов бабушки.
Петроглифы Таштак-Бака можно было быстро посмотреть. Это как любила говорить бабушка: «Таштак-Бак коз ачым эле жерде", что в переводе с кыргызского это означает, что не успеешь моргнуть, как окажешься возле Таштак-Бака. Я на субботу и воскресенье специально для этого съездила в Кара-Ой. А вот «Саймалуу-Таш» было далеко, поэтому пока буду изучать по книге бабушки «Петроглифы Саймалуу-Таш». Поставила цель, начнутся каникулы, то съезжу туда с кем-то. Взяла лупу бабушки и сходила в Таштак-Бак. Действительно, хорошо видны все мельчайшие детали, когда была маленькой я тоже смотрела в эту лупу, тогда не понимала, что в камнях можно увидеть кроме этих линий. Эту лупу хранила в своем футляре, никому не давала, лупу тоже по заказу бабушки из города привез отец. Отец рассказывал, как бабушка радовалась, когда ему удалось купить у военных такую лупу. Она была очень большая, я ни у кого и нигде не видела такую большую лупу. Попросила у друзей хороший фотоаппарат и сфотографировала все рисунки.
Первые свои наблюдения записала в тетрадь. Остальное уже отрабатывала в Бишкеке. В общежитии однокурсница Гульдана тоже заинтересовалась после моих рассказов и просмотра фотографий из Таштак-Бака. Мы вместе с ней начали изучать эти снимки и начали сравнивать их с другими, главное узнавали значения каждого рисунка. Нашли описание этих рисунков в институте истории Академии Наук Кыргызстана. Начали смотреть, чего не хватает в этих описаниях и что можно нового добавить, то же самое делали и с петроглифами «Саймалуу-Таша». Подготовили небольшую информацию, приложили фотографии, и я передала Асангазы Усековичу.
- Ну что же, поздравляю, начало есть, - сказал радуясь он.
- Теперь дерзайте дальше, я просмотрю это и вам скажу свои замечания и дополнения, добавил он.
Вот так, я начала кроме учебы, заниматься по рассказам бабушки историей Кыргызстана. Асангазы Усекович давал новые задания, по-моему, он тоже увлекся теорией бабушки. Может он и раньше много знал, он почувствовал, что я хочу заниматься этим и меня поддержал.
Летом уговорила отца съездить со мной в Саймалуу-Таш.
- Сначала возил маму, теперь дочку, что вы там в этих камнях ищете? Что есть в этих камнях везде уже написано и переписано, вон я даже книгу специально нашел, - притворно возмущался отец, а сам с удовольствием ездил со мной и Гульданой.
Так собирала материалы и начала учиться методам археологии, этнографии, лингвистики и многим другим наукам, которые нужны были для понятия сущности и предназначения, целей рисунков древних художников. Надо было столько знать разных вещей и знаний мне явно не хватало. Хорошо, что еще Асангазы Усекович направлял, подсказывал что учить и где учить.
После 3-курса, на каникулах, решила съездить в Москву, должна была участвовать в летней школе молодых историков в Московском государственном университете. Асангазы Усекович попросил своих московских коллег помочь мне в случае необходимости.
Все шло хорошо, подготовилась основательно, я упустила только один момент, забыла про амулет.
Когда проходили предполетный осмотр, меня спросили на таможне:
- Что это у вас на шее? Покажите! - скомандовал офицер таможенник. Он был в синей форме, небольшого роста с рыжеватым лицом, с золотыми зубами и маленькими хитрыми глазами. По званию вроде был капитаном.
- А, это амулет, - вытащила и показала таможеннику.
- Ох, ничего себе, что он такой большой, откройте его, что там внутри, у вас там что целый клад?-начал смеяться он, дал ножик.
- Может не надо, я же вам сказала, что там просто амулет, - сказала я.
Но таможенник был непреклонен:
- Ну знаете, уважаемая, по закону вы обязаны это сделать. Если вы против, мы имеем право не допустить вас к полету, - предупредил он.
Мне пришлось подчиниться, я распорола швы и раскрыла амулет.
- Вот и я думал, что это за амулет? Думал медальон золотой, а это какой-то артефакт, такого я в жизни не видел! Здесь свастика и какие-то надписи еще на непонятных символах, - рассуждая, начал рассматривать амулет. Подошли с интересом еще два офицера.
- Ничего себе амулет! Такой большой и тяжелый, где ты его взяла? Не из музея какого-нибудь? Разрешение на вывоз есть? Может это наше национальное достояние из древних веков- сказал он.
- Это семейная реликвия, бабушка оставила мне, -сказала я,- Сама учусь на историческом факультете Национального университета и знаю, что этот амулет древний и передается от поколения к поколению в нашей семье.
- Не знаю как в вашей семье, но нам нужен документ из Министерства культуры, о том, что это не предмет старины, не имеет исторической ценности для Кыргызстана и его можно вывозить. Без этого я не имею права, вдруг вы завтра продадите эту вещь на каком-то аукционе за баснословную цену. Потом начнется,откуда это,кто разрешил?- начал опять он.
- Что мне делать? Мне же надо вылететь в Москву, -сказала я в отчаянии.
- Вы можете оставить это предмет своим родственникам. Сейчас всё оформим, а мы в свою очередь сообщим в соответствующие структуры,- сказал он.
- А я не могу мой амулет передавать кому-либо, - сказала я.
Он в это время сфотографировал амулет на свой мобильный телефон. Сделал он и копии моих документов.
- Ну, тогда не знаю! Мы вас с этой вещью на самолет не имеем права пускать,- вынес вердикт таможенник.
Потом я догадалась, что надо было просто подмазать таможенника, и он бы разрешил мне улететь. Время было упущено, я осталась дома и решила пойти в Министерство культуры, чтобы взять эту бумажку для вывоза.
В Министерстве культуры женщины, которая занималась оформлением документов не оказалась на месте. Вроде она выехала на осмотр вещей на вывоз и ее в тот день вообще не было на работе. Пришлось придти в понедельник, она была на месте. Смуглая женщина лет сорока, сразу видно, такая строгая и неприступная.
Я ей рассказала ситуацию, она сказала:
- Эти таможенники достали, цепляются за всё, действительно старая реликвия. Ты фотографии принеси мне, спереди и с тыльной стороны, если все хорошо, то через дней десять получишь справку, - сказала она, прикуривая сигаретку.
- А быстрее никак нельзя?- спросила я.
- Я же должна показать кое-кому и от музеев получить данные, вот и время пройдет,- сказала она.
Я хотела ее подмазать, опять не смогла, не умею я это делать и давать взятки. Теперь придеться ждать десять дней, считай две недели.
Я оставила на время желание поехать в Москву и занялась изучением тех же наук, которые пригодились бы мне в будущем.
Однажды, возвращалась поздно в общежитие от родственников, еще не было двенадцати,и я успевала к закрытию общежития.
И вдруг я слышу чей-то голос, похожий на бабушкин голос:
- Не сворачивай и иди прямо, - тихо говорил голос.
Я не послушалась, думала, что за черт, мне еще указывает куда идти, а там неожиданно напали на меня, когда я свернула, чтобы укоротить дорогу. Пока я опомнилась и закричала, они сорвали с моей шеи амулет и удрали, больше ничего не взяв.
Я кричала, погналась за ними, но они свернули еще в один переулок, и я услышала как они уехали на какой-то машине. Машина была, кажется, «Мерседес» черного или темно синего цвета, номер задний был чем-то закрыт. Нападавшие были кыргызы, говорили между собой на кыргызском и были в масках. Вот вся информация, которую я сообщила милиции. Естественно сообщила им все данные по амулету.
Милиционеры удивились, как я горюю над пропажей и переживаю.
- У нас, девушка, знаете, сколько в день бывает таких случаев? Что ты плачешь, а ну перестань! Подумаешь, пропал золотой амулет! Живая и здоровая, что еще тебе надо?!- смеялись они.
- Если этот амулет тебе так дорог, зачем ты его носишь и сколько нам дашь денег, если мы его найдем, - смеялись они.
Ночью лежала, плакала и все время думала об амулете.
Утром как проснулась, то во сне или наяву, и опять какой-то голос, как голос у бабушки подсказывал мне:
- Твой амулет заказал таможенник в аэропорту, найди его.
И тут я начала вспоминать, да действительно, у него есть фотография моя и амулета, в копии паспорта нашел адрес моего общежития.
Утром сразу же поехала в аэропорт «Манас» узнать фамилию и имя этого таможенника, его самого не было. На следующий день опять приехала в аэропорт и увидела его. Я сама старалась не показываться ему на глаза. Наконец-то я скрытно сфотографировала его лицо через стекло на мобильный телефон.
Потом напечатала его фотографию несколько штук, получилось не очень хорошо, но можно было разобраться. Сразу дать эти фотографии следователям побоялась. Думала, во-первых, они могут не поверить, во-вторых, они могли договориться с таможенником.
Поэтому, я стала искать знакомых среди более высоких чинов в милиции и в службе национальной безопасности (СНБ), прокуратуре. Мне удалось связаться наконец с дядей, который работал в СНБ. Я ему рассказала все обстоятельства нападения, пропажи. Говорила ему также, кого я подозреваю и почему.
- Голос бабушки это хорошо. Надо теперь главное найти исполнителей, заказчика потом найдем, если таможенник скажет, что он ни при делах тогда что? Ладно, я поговорю со своими знакомыми «черными», они быстрее найдут, - сказал он.
Его звали Доорон, он был среднего роста, средней полноты, большими глазами и черными бровями, короткой прической. Он говорил быстро, явно спешил. Или у него манера ведения разговоров такая.
Что за «черные» я не стала спрашивать и уточнять. Первый раз в жизни слышу, явно это не негры какие-нибудь, какие-то влиятельные люди, подумала я. Но потом однокурсники просветили меня насчет «черных». Точно, не прошло и пару дней, мне позвонил Доорон байке.
- Срочно приезжай ко мне на работу. На улице подожди меня, вроде этих твоих обидчиков нашли, - сказал он.
Когда мы с Доороном встретились, то какие-то ребята притащили к нам одного парня, высокого, здорового в спортивной форме с кепкой.
- Это один из нападавших, узнаешь? - спросил меня один из тех, кто держал того вроде нападавшего.
- Нет, не узнаю, потому что темно было и я не могла их хорошо разглядеть,- сказала я.
- Да я помню, напали мы точно на нее, отобрали какой-то медальон и передали одному человеку. Все скажу, не трогайте меня, пожалуйста, - признался он.
Видимо его изрядно поколотили эти ребята, знакомые дяди Доорона.
- И кто заказал этот медальон или амулет? - спросил дядя Доорон.
- Да один крутой таможенник, его зовут Бакир, капитан, в аэропорту «Манас» работает, - ответил он.
Дядя Доорон посмотрел на меня удивленно, потом сказал их главному:
- Тогда вы скажите этому Бакиру, чтобы он по-доброму вернул! Зачем ему лишние проблемы? Потом и с конторой моей будет иметь дело, - предупредил их дядя Доорон.
Когда они ушли, тогда дядя Доорон сказал:
- Слушай, выходит, правду говорила твоя бабушка, теперь ты ее слушай постоянно, я уверен, что ты завтра получишь, дай Бог, обратно свой медальон,- сказал он.
- Спасибо вам, дядя Доорон, я очень благодарна! Если не вы, то вряд ли бы нашли мой амулет, - сказала я.
- Теперь будешь осторожнее, - сказал он, и мы попрощались.
В тот же день после обеда мне позвонил дядя Доорон и я приехала, забрать свой амулет.
- Интересная реликвия у тебя! Слушай, тот таможенник-каптитан, Бакир да кажется его зовут. Так вот он, оказывается, занимался сбором антиквариата и положил глаз на твой амулет. Он, как мне сказали очень неплохо жил, у него были особняки и много чего, - говорил дядя Доорон и я его рассказ прервала.
- Извините, а что вы говорите про него в прошедшем времени,- заинтересовалась я.
- А ты же не знаешь. Так с этим таможенником случилось несчастье, буквально за три дня заболел и умер, амулет вернула нам его жена,- сказал дядя Доорон.
Я вспомнила сразу, что говорила бабушка и рассказала о каре амулета, тогда дядя Доорон сказал:
- Ну хорошо, давай тогда быстрее забирай этот свой амулет. Я даже его не трогал и уже боюсь теперь даже смотреть на него, - сказал он, как всегда торопясь.
- Я вам так благодарна, наоборот я молюсь, чтобы покровители амулета всегда поддерживали вас и ваши дела, - сказала я с благодарностью.
И вот я подумала, права была бабушка, вот теперь и у меня первая жертва амулета. Бабушка говорила, что при ее жизни были три жертвы амулета, получается, остались еще две жертвы моего амулета.
Кто же следующий?
... Смотрю на свой амулет и думаю, сколько всего пережил этот вроде бы кусочек неизвестного металла, он был свидетелем истории и жизни моего народа, начиная с древних времен, я не должна ни в коем случае ослабить волшебные свойства амулета и стараться до конца выполнить завещание бабушки .......
Привет всем, я Адрик Вадим, живу в городе Курган, я хочу поделиться со всеми вами здесь о том, как господин Беньямин помог мне с ссудой в 15 000 000,00 рублей на начало доставки еды и напитков после того, как у меня есть работа несколько отелей здесь, в кургане, просто чтобы заработать на жизнь, но, к сожалению, у меня все еще были трудности с оплатой аренды, но я благодарю Бога за то, что теперь я работаю самостоятельно, и на моем попечении работают 5 человек. Если вы ищете финансовой свободы, я посоветую вам связаться с г-ном Бенджамином, отправив это электронное письмо ниже и укажите номер приложения. 247officedept@gmail.com + 1-989-394-3740
ОтветитьУдалить